Она слышала рассказы о том, что когда-то Анри Бернар был капитаном пиратского судна, но не особо в это верила. Мало ли у кого какие семейные байки! А вот увидела его и поняла — всё это правда. Вот поэтому Готье Бернар и пытался действовать обманом, потому что в открытом противостоянии ему не одолеть этого крепкого старика.

— А скажи, как это чёртов Дюран подставился под пулю? — спросил дед, доставая сигару и неторопливо её раскуривая. — Надеюсь, что Фил его таки пристрелил — хоть какая-то польза от этого обалдуя. А что сядет в тюрьму — так пусть и посидит. И ему полезно, и Готье будет занят не мной, а своим сыночком.

При звуке знакомой фамилии у Летиции сердце дёрнулось, и она, закусив губу, принялась размешивать в чашке мятный чай, стараясь не смотреть на деда. Казалось, всё в ней кричит о том, как ей невыразимо больно от мыслей об Эдгаре.

— Он был на пристани… и просто заступился, когда Филипп выхватил пистолет, — ответила она тихо.

— Вот уж не ожидал. Не ожидал… — дед выпустил густой дым и, посмотрев с прищуром на Летицию, принялся расспрашивать её о Старом свете.

Она рассказывала о Марсуэне, о бабушке Жозефине и об их жизни, о своём муже, и о том, как вынуждена была уехать, спасаясь бегством от преследований Одноглазого Пьера. Анри Бернар слушал, вставляя по ходу едкие реплики и перемежая их корабельными ругательствами. А Летиция отвечала на его вопросы, словно заводная кукла, мысли её при этом были далеко. Когда стемнело, дед, наконец, поднялся из-за стола, сказав, что ей следует отдохнуть.

Летиции приготовили лучшую спальню с огромной кроватью, ту самую, где когда-то спали её родители. Но всё в этом доме казалось ей чужим. Отголоски каких-то детских воспоминаний хоть и всплывали в голове, но не вызывали никаких чувств. Она думала, что это будет как-то иначе. Что дом покажется ей родным, когда она сюда войдёт. Но она ошиблась.

Лежала, глядя в потолок, и не могла заснуть, думая об Эдгаре. О том, что всё оказалось неправдой. То, что говорил жрец, ритуал, ром…

Ей не стало легче, ей стало только хуже, и сейчас ей так невыносимо больно, словно у неё вырвали сердце.

Он может умереть…

Святая Сесиль! Только не это, пусть он даже женится на Флёр, только бы жил!

Но если… он женится на Флёр…

Как она будет жить здесь, рядом с ним... и без него?

А как она вообще будет жить?

Она здесь совершенно одна, и всё здесь для неё чужое. У неё нет друзей, родственники хотят её смерти, о ней ходят дурные слухи в Альбервилле, а вся её вина в том, что она вообще родилась на свет. И на этой плантации она будет заперта, как в тюрьме. Потому что Готье Бернар и его семья в Альбервилле, и Флёр Лаваль здесь — не дадут ей спокойно жить. Для одних она мошенница, женщина с подмоченной репутацией, для других — с примесью дурной крови, для третьих — выскочка, забравшая чужое наследство, женщина, из-за которой Филипп Бернар стрелял в Эдгара…

Святая Сесиль, есть ли вообще что-то хорошее в её жизни?

Её имя будет всегда у всех на устах, о ней будут шептаться, на неё будут показывать пальцем. Совсем как в Марсуэне, когда газеты опубликовали новость о том, что совершил её муж.

И во всём этом новом мире Эдгар — единственный по-настоящему родной для неё человек…

Какая насмешка судьбы!

Она ворочалась в кровати, постепенно приходя к выводу, что у неё снова только один выход — бежать. Ей придётся уехать. Поживёт здесь немного и вернётся назад, в Старый Свет, хотя и совершенно не представляет куда и как. Вряд ли ей безопасно будет находиться в Марсуэне. Но расстояние и время — единственное, что может вылечить её от страданий.

Она что-нибудь придумает. Она обязательно что-нибудь придумает…

С этими мыслями Летиция не заметила, как уснула.

Он позвал её, и она пошла…

Спрыгнула легко с кровати. Выбралась из дома… через тростниковые поля, через овраг по болотистой низине. Дом Дюранов она знала уже прекрасно. По лестнице на второй этаж…

— Ты звал меня…

А утром она не знала, что ей делать. Этот сон… Снова такой реальный. А ведь жрец сказал, что проклятья больше нет, что она — не даппи! Но как же тогда она может бродить по ночам, будто сомнамбула?

С другой стороны, голос больше не приказывал ей убить Эдгара, наоборот, теперь ей хотелось его спасти. Она просидела с ним весь остаток ночи и держала его за руку, прикладывала ладонь к пылающему лбу, забирая жар. И даже утром её пальцы всё ещё помнили это прикосновение.

Несколько дней прошли незаметно. Она бродила по плантации, среди апельсиновых и гвоздичных деревьев, среди старых дубов, пытаясь воскресить в памяти детские воспоминания. Сходила на кладбище…

Но память была такой далёкой и нереальной, словно все её воспоминания оказались лишь чьим-то рассказом, который она услышала случайно. Слишком много времени прошло, чтобы это всё вокруг было по-прежнему ей дорого. Как ни странно, сейчас, когда все страхи остались позади, она даже сильнее скучала по Марсуэну и по их с бабушкой размеренной жизни. А здесь… Единственное, что было ей дорого здесь и сейчас — это ночи.

Потому что каждую ночь её сон повторялся, и она снова видела Эдгара, и снова была с ним, и просыпаться не хотелось. Не хотелось отпускать мгновенья, когда они вместе…

И каждое утро она снова бродила по плантации, как привидение, замечая иногда, как за ней с балкона второго этажа наблюдает Анри Бернар. У деда была привычка рассматривать в подзорную трубу поместье соседа, и в такие моменты он очень напоминал капитана пиратского корабля.

Летиция не помнила старых служанок, которые нянчили её в детстве, и тех, кто знал её отца и мать, и бабушку Руби. Но они помнили её и с удовольствием рассказывали о родителях, о том, какой она была в детстве, об Анри Бернаре, и всё пытались накормить её на кухне.

Она ела беньеты* и пралине с орехами, и ещё много разных вкусностей, слушая рассказы кухарки о жизни на плантации, но мыслями она была далеко. А потом снова шла на улицу — гулять под дубами, между нитей ведьминых волос, и думать… думать… думать…

*прим. беньеты — пончики из заварного теста, приготовленные во фритюре и обсыпанные сахарной пудрой.

Каждый день она направлялась к полуострову, с которого видна была территория поместья Дюранов. Распугивая птиц, Летиция бродила вдоль берега, жадно всматриваясь в очертания дома с зелёными ставнями, хотя с такого расстояния мало что можно было различить. И понимая, что так себя мучить бессмысленно, возвращалась назад. Она всё ждала, когда же дед заговорит с ней о том, зачем вызвал её сюда, но Анри Бернар лишь предлагал ей отдохнуть и не о чём не думать.

Она бы и не думала, но в один из дней, войдя на кухню, где орудовала толстая ньора в необъятных размеров тийоне — настоящая кудесница-повариха, услышала разговор, который та вела с Кобэ — закупщиком, привозившим из города товары по списку хозяина.