На следующее утро все население деревни провожало нас на другой берег; женщины пели в нашу похвалу сочиненные стихи, а мужчины стреляли в честь нашу из ружей. Наконец они расстались с нами, повторяя уверения в своей благодарности, и долго еще доносились до нас их веселые песни. Несчастные забывали, что только сегодня они еще сыти, а завтра нужда и голод наступят с новой силой, тем более, что по общей беспечности их никто не заботился даже в тот день закинуть уду или запустить невод.

По высохшему руслу реки достигли мы довольно скоро летовья, лежащего на южном берегу Анюя, против горы Оброма. Нездоровье Бережного и утомление лошадей вынудили нас провести здесь два дня.

Июля 10-го велели мы переправить наших лошадей на правый северный берег Анюя, а сами на небольшом плоту поплыли по реке в Островное, куда вскоре после нас прибыли и лошади с поклажей. Купец Бережной взял отсюда чувашского князька, знавшего чукотский язык и согласившегося провожать нас в качестве переводчика. Разные приготовления к поездке заняли целый день, и только 12-го числа отправились мы далее вдоль северо-западного лесистого ската горы Оброма, переправились через речку Островную и недалеко оттуда расположились ночевать, проехав всего 15 верст.

На следующий день небо покрылась тучами, атмосфера наполнилась густыми парами; наконец пошел дождь и продолжался беспрерывно целую неделю. 13-го июля ехали мы по высоким лесистым холмам, до источников ручья Коновалова, где переночевали, а на другой день при сильном дожде поехали далее. К вечеру перед нами открылась пространная голая долина, ограниченная с противолежащей стороны лесом, разделенным на отдельные купы. Нам казалось, что он прорезывается извилинами значительной реки, которую почитали мы Погинденой. К сожалению, достигнув леса уже поздно ночью, мы нашли только незначительный ручеек, через который переправились и потом переночевали.

До этого места дорога наша вела нас по обнаженной – мертвой равнине. Мы не видали ни птиц, ни других животных и желали скорее достигнуть усеянной озерами тундры, где можно было надеяться найти рыбу и гусей и ими дополнить истощенные наши запасы. С рассветом поспешили мы далее и вскоре достигли холма, с которого открыли к северу унизанную островами и обильную рыбой реку Погиндену. Мы приехали к ней в полдень и, долго и тщетно ища брода, расположились на берегу в тени густой тополевой рощи. Лошади наши с наслаждением щипали сочную траву, а мы забросили сеть и пошли искать удобного места для перехода через реку.

Берега Погиндены составляют резкую противоположность с пустынной печальной страной, доселе нами осмотренной. Переход так внезапен, что кажется, как будто волшебством переносится путник в другую страну и другой климат. Вместо однообразных лиственниц и беспрерывных топких болот видите вы здесь прекрасные, свежей зеленью одетые лужайки, с густыми рощами высокоствольных тополей, осин и особого рода ивы, отличающейся своими длинными, тонкими сучьями. На возвышенных берегах цветут разные благоухающие травы. Здесь нашли мы также много дикого лука, составившего очень вкусную приправу наших кушаний.

Не сыскав удобного для переправы места, мы возвратились к палатке; вытащили из воды нашу сеть, и – увы! – она была пуста. Чрезвычайно недовольные двоякой неудачей, мы расположились здесь ночевать в надежде, что к утру вода в реке спадет. Такое явление в Сибири очень обыкновенно, потому что даже летом ночные морозы покрывают льдом ручьи и малые притоки больших рек, отчего в них вода по утрам всегда ниже, нежели вечером.

Действительно, 16-го числа рано поутру нашли мы, что вода в Погиндене сбыла на целых два фута. Мы поспешили тем воспользоваться и выбрали для переправы место, где река разделялась на три рассохи. Первая из них была совершенно суха, во второй вода достигала почти до седел, а в третьей мы едва не потеряли одной из наших вьючных лошадей. Через последнюю рассоху переправлялись мы по порогу; течение было весьма сильно, но гладкое каменистое дно представляло более удобности переправе. Противопоставляя стремительному напору воды всю силу лошади, должно было идти наискось против течения реки, и таким образом мы все счастливо достигли крутого противолежащего берега. Но пока передние лошади карабкались на него, сила течения повернула самую заднюю лошадь и повлекла ее с собой. Она погибла бы непременно со всеми вьюками, если бы не была привязана к передним лошадям ремнем, который был так крепок, что мы могли вытащить на берег несчастное животное.

Отсюда отправились мы далее на север. С вершины обнаженного холма открылась перед нами обширная болотистая равнина, усеянная бесчисленными озерами и орошаемая речкой Филатовой, принадлежащей к трем главным притокам Погиндены. Почти параллельно с ней тянется цепь лесистых невысоких холмов, по которой мы следовали и, переправившись через болото, достигли берегов Филатовой. На дороге заметили несколько пустых тунгусских юрт.

Филатова гораздо менее Погиндены и местами не шире десяти сажен, но ее течение чрезвычайно быстро и образует, можно сказать, беспрерывные водопады. Она испещрена островами, а песчаные берега ее поросли низменным ивняком. Приближаясь к холмам, река круто изгибается, составляя на правом берегу высокие мысы, где зеленеют отдельные купы лиственниц. На одном из таких возвышений расположились мы на ночлег; древесные ветви защищали нас несколько от дождя, беспрерывно продолжавшегося.

Две цепи гор тянулись по обоим берегам реки, постепенно понижаясь, и в 20-ти верстах на юго-запад оканчивались высокой, зубчатыми утесами обставленной горой, известной под именем Шероховатого Камня. Далее горные цепи превращаются в ряды скал; большая часть их такого странного образования, что воображение находит здесь исполинские фигуры людей, зверей, развалины строений и т. п. Господствующая каменная порода в этой полосе – шифер, проросший кварцевыми жилами.

Несмотря на беспрерывный дождь, превратившийся ночью в сильный снег, мы продолжали путь. В 10-ти верстах от ночлега достигли мы реки, которую наши проводники называли Федотихой. Она течет по опушке леса и впадает с правой стороны в Филатову, под 69°3' широты.

Здесь оканчивается высокоствольный лес; на противоположной стороне растет только ивовый кустарник, превращающийся наконец в низменный, стелющийся ерник. Запасшись шестами для наших палаток, мы отправились далее и, переправившись через несколько ручьев, впадающих в Федотиху, остановились ночевать у подошвы небольшого холма, доставившего нам защиту от холодного ветра. Пока лошади наши выгребали себе корм из-под снега, проводники собрали достаточное количество прутьев, так что мы могли сварить себе ужин и поддерживать небольшой огонь. Ночью громкий лай собак разбудил нас: большой черный медведь приближался к палатке, но, испуганный лаем собак, побежал и вскоре скрылся в кустарниках. Темнота не позволила нам преследовать бегущего.

Холодная дождливая погода не слишком благоприятствовала путешествию. Июля 18-го густой туман покрыл всю окрестность; в ста шагах нельзя было различать предметов. Горы по правому берегу реки, вдоль которых мы следовали, казались выше и круче лежащих на север; местами, где позволял туман, мы видели, что вершины гор были скалисты и покрыты снегом.