Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Людям под впечатлением от этих переживаний мир начинает представляться чуть более похожим на площадку для игр».
«Благоговение» – вот наиболее подходящее слово, которое прекрасно передает переживания и американских астронавтов, увидевших Землю с поверхности Луны, и участников псилоцибиновых сеансов, совершавших путешествия внутри своего сознания. Благоговение – именно та человеческая эмоция, с помощью которой, возможно, удастся связать воедино разрозненные нити психологической интерпретации, предложенной теми психоделическими исследователями, с которыми мне довелось разговаривать. Одним из ним был Питер Хендрикс, молодой психолог из Алабамского университета, проводивший испытания, имевшие целью выяснить лечебное воздействие псилоцина на кокаинистов; именно он первый высказал предположение, что чувство благоговения является, возможно, тем психологическим ключом, с помощью которого удастся объяснить способность психоделиков менять глубоко укоренные манеры поведения человека.
– Зависимые люди знают, что они вредят самим себе, вредят своему здоровью, своей карьере, своему социальному положению, но они часто совершенно не видят той опасности, которую их поведение представляет для окружающих.
Зависимость, помимо всего прочего, – это радикальная форма эгоизма. Одной из проблем, стоящих перед специалистами в процессе лечения наркоманов, является проблема расширения их кругозора и вынесения его за пределы всепоглощающего эгоизма, создаваемого зависимостью, – поведение, которое характеризует их личность и помогает упорядочить дни их жизни. Именно таким потенциалом, считает Хендрикс, и обладает благоговение.
Хендрикс упомянул об исследованиях, проводимых Дачером Келтнером, психологом из Калифорнийского университета в Беркли, который является его близким другом.
– Келтнер считает, что благоговение – базовая человеческая эмоция, развившаяся у нас потому, что она способствует альтруистическим поступкам. Мы потомки тех, для кого благоговение было сродни блаженству, поскольку обладание эмоцией, заставлявшей нас чувствовать себя частью чего-то гораздо большего, чем мы сами, являлось весомым преимуществом для выживания вида. – (Этим чем-то большим могли быть социальный коллектив, природа в целом или мир духов, но это было действительно нечто подавляющее, способное умалить нас самих и затмить наши узкие личные интересы.) – Ведь именно под влиянием благоговения у нас возникает чувство «малого „я“», которое направляет наше внимание от индивидуума к группе и какому-то еще большему благу.
В лаборатории Келтнера в Беркли был проведен ряд очень умных экспериментов, показавших, что люди, после того как они испытали даже сравнительно умеренное чувство благоговения (вроде того, какое испытываешь при виде парящих на фоне неба вершин деревьев), более склонны оказывать помощь окружающим. (Первый эксперимент проводился в эвкалиптовом гроте кампуса Калифорнийского университета, где участники в течение минуты смотрели либо на деревья, либо на фасад близлежащего здания. После чего, согласно плану, к участникам направлялась одна из девушек-сотрудниц, которая неожиданно оступалась и падала, роняя на землю бумаги и шариковые ручки. Те, кто смотрел на деревья, реагировали быстрее, чем те, кто смотрел на здание, и первыми бросались ей на помощь.) Второй эксперимент проводился в лаборатории Келтнера: участников просили нарисовать себя до и после того, как они какое-то время созерцали виды природы, вызывающие чувство трепета и благоговения; так вот, оказалось, что автопортреты участников, написанные ими после пережитого чувства благоговения, занимали на бумаге гораздо меньше места, чем портреты, написанные до этого. Эксперимент показал, что чувства трепета и благоговения являются прекрасным средством от эгоизма.
– Теперь в нашем распоряжении есть фармакологическое средство, способное вызывать поистине глубокое чувство благоговения, – рассказал Хендрикс. (Надо же, благоговение в виде таблетки!) – Для людей одержимых это истинная находка, потому как оно дает им возможность почувствовать себя частью чего-то большего, чего-то более великого, нежели они сами, почувствовать свою взаимосвязь с другими людьми. – (То есть возможность увязать воедино ткань социальных и семейных отношений, изрядно истрепавшуюся под влиянием дурных пристрастий.) – И часто это приводит к тому, что они признают тот вред, который причиняют не только самим себе, но и своим близким. Вот откуда чаще всего проистекает мотивация, побуждающая их измениться, – из обновленного чувства взаимосвязи с другими людьми и ответственности за этих людей, а также из благотворного чувства своей незначительности перед лицом чего-то более великого.
Чувство, да и сама концепция благоговения, сдается мне, могла бы помочь соединить между собой несколько точек, на которые я набрел в ходе моего путешествия по ландшафтам психоделической терапии. Является ли это чувство причиной или следствием тех психических изменений, которые обусловлены психоделиками, до сих пор не ясно, но, как бы там ни было, благоговейный трепет играет очень важную роль в феноменологии психоделического сознания, включая сюда опыт мистических переживаний, эффект обзора, выход за рамки собственного эго, обогащение внутренней среды и даже создание новых смыслов. Как пишет Келтнер, сила воздействия и мистерия благоговения таковы, что их нелегко истолковать в соответствии с привычными рамками мышления. Сотрясая и разбивая эти концептуальные рамки, благоговейный трепет способен менять наше сознание.
Когда в начале 2017 года Роланд Гриффитс и Стивен Росс принесли в Управление по санитарному надзору результаты своих клинических испытаний в надежде получить добро на третью, более расширенную фазу исследований воздействия псилоцибина на онкологических больных, случилось нечто неожиданное. Впечатленные результатами – и, видимо, махнув рукой на немалые проблемы, возникающие в связи с психоделическими исследованиями, такие, как проблема ослепления, сочетание психоделической терапии и медицины и тот факт, что данный препарат все еще запрещен законом, – сотрудники Управления немало удивили исследователей, попросив их существенно расширить фокус своего внимания, а заодно и рамки своих амбиций, то есть попросив их выяснить, нельзя ли использовать псилоцибин для лечения такой более масштабной и более насущной проблемы, как массовая депрессия у населения. На взгляд контролирующих органов, данные, предоставленные исследователями, содержали довольно внятный «сигнал» о том, что псилоцибин способен значительно снижать уровень депрессии, поэтому было бы стыдно не проверить это предположение и упустить саму возможность, учитывая колоссальную потребность в такой терапии и ограниченность имеющихся в настоящее время методов лечения. Росс и Гриффитс выбрали для исследований онкологических больных именно потому, что, по их мнению, так было легче получить добро на изучение контролируемой субстанции, необходимой для людей, уже серьезно больных или умирающих. Теперь же правительство само просило их раскрыть глаза пошире. «Это было нечто невероятное», – рассказывая об этом событии, дважды повторил Росс, все еще несколько ошеломленный ответом и результатом. (Управление по санитарному надзору отказалось подтвердить или опровергнуть эту информацию, сославшись на то, что оно не комментирует препараты, находящиеся в стадии разработки или под надзором контролирующих органов.)