и издать последний стук под ногами Глеба. Парень в испуге хватает холодное тельце, которое пробивает пот. Он жемчужными каплями покрывает лоб, спину, ладони. Аня, как рыба, открывает и закрывает рот, пытается издать утробный рев, выплюнуть страх, иначе секунда — и темнота. Часы мучений, а всего лишь минуты.

Глеб приводит девушку в себя, хлопает по щекам, на ватных ногах подводит к окну. Открывает настежь скрипучие створки. Мягкий ветерок по-свойски влетает в душное пространство, как будто давно ждал приглашения.

— Дыши, — гладит ее по спине Глеб. — Все хорошо, дыши.

Вдох, еще вдох. Истерика.

— Он, он… — пытается что-то сказать, но мозг выдает слова порциями не все сразу. — Глеб…

— С ним все нормально, он живой. Успокойся, — парень не смотрит в глаза, боится утонуть в ее панике. — Тебе надо ехать к нему.

Через 15 минут Аня, наспех одетая, стоит в коридоре. Она теребит свой телефон, постоянно сглатывает, пытается увлажнить пересохшее горло и нервно поглядывает на друга. Он одной рукой надевает джинсы, а второй пытается вызвать такси. Аня тихонько скулит, слезы стекают из уголков глаз, оставляют за собой блестящие дорожки и скрываются за воротом растянутой футболки. Все обиды отходят на второй план. Уже и нет в памяти грязных фотографий, нет разочарования и привкуса горечи. Остается только самое важное, то, что пряталось, а теперь поспешило появиться. Единичные улыбки Сергея, его запах, тепло глаз, когда они меняют свой цвет на карий, и крепкие объятия. Реальная безграничная любовь. И сейчас самое главное — успеть увидеть и сказать, как сильно она его любит.

Глеб стоит у дверей одной из дорогих больниц столицы. Смотрит на тревожное выражение лица Ани, которая треплет подол футболки и не знает, куда деть свои руки. Он не смог отпустить ее одну. Даже после двух таблеток успокоительного и рюмки водки. Да и сам не решился сесть за руль. Девчонка пришла в себя и даже заверяла, что с ней все хорошо, но все равно он решил проводить ее. Побыть вдвоем хоть еще немного. Он стоит, переминается с ноги на ногу, не знает, что сказать. А что вообще говорят в таких случаях? Аня рвется подбитой птицей в нетерпении. Глеб тормозит ее, крепко сжимает ладони, останавливает, продлевает себе время. Смотрит в испуганные глаза, запоминает их блеск. Люди пробегают мимо, не обращают внимания на пару. А они стоят у самых дверей, как две фарфоровые фигурки, смотрят друг другу в глаза и молчат. Иногда молчание говорит больше, чем тысяча слов. Глеб сжимает ее холодную ладошку, перебирает костяшки пальцев, прощается. Строго, по-своему. Как будто его завтра уже не наступит, у него есть только момент настоящего.

— Тебе пора идти, — нарушает долгое молчание парень, опускает глаза на ее ладонь. Запоминает переплетение ее вен с его чернильными узорами. — Он, наверное, уже ждет тебя, — улыбается с легкой грустью в глазах. — Ты только позвони мне потом. Я буду очень переживать. Хорошо?

Аня еле заметно кивает, почему-то старается запомнить его карамельный голос, убирает свою руку и обнимает Глеба. Отдает частичку себя, оставляет с ним.

— Спасибо, — отворачивается и быстрым шагом удаляется от друга.

— Пусть у тебя все будет хорошо, — одними губами, и прочь от появившегося чувства безысходности.

***

Глеб лежит на своей тахте в маленькой и очень душной комнате. Смотрит пустым взглядом в старый потолок, разглядывает сухие трещины, такие же, как и в его сердце. Фантазирует жаркие объятия Ани с Сергеем, травит свою душу, сжимает кулаки и что есть силы бьет по мягкому покрытию кровати. Ощущение, что он опять поступил неправильно, просыпается в воспалённом сознании. Что ему стоило сказать Ане, какой засранец ее Сергей? Надавить на ее обиду, подлить масло в огонь? Чтобы она отвернулась от этого проклятого мужика. Мысли Глеба расползаются так же, как и царапины на потолке. Он мог причинить ей боль, но потом утешал бы изо дня в день и, может, стал бы для нее тем, кто подарил тепло, поддержку и чувство безопасности. Стал бы ее человеком. Глеб смог бы, он знает это. Парень презрительно улыбается сам себе, ему противно от своих мыслей, от ядовитых размышлений. Игроман и эгоист — злится на себя Глеб. Он тот, кто тонет в пороке и захлебывается долгами, он не может обрекать Аню на такое существование. Ему всегда придется быть одному, потому что это только его грязь. Дурак. Глеб встает, подходит к окну, впускает вечерний ледяной ветер, который царапает кожу, оставляет глубокие шрамы.

Аня с ним не будет никогда, эта мысль гранитной плитой накрывает и погребает его под землей. А громкое и такое простое слово «друг» посыпает солью могилу, чтобы и думать не смел о таких чистых чувствах. «Эта боль обязательно пройдет», — надеется Глеб. Надо только подождать. Его мозг тонет в размышлениях, насыщается кислородом и заставляет сердце быстрее биться. За окном стремительно темнеет, одинокие фонари начинают подмигивать прохожим, которые спешат домой к семьям. Поглощённый сумраком парень не сразу замечает звонок надрывающегося телефона. Он гневно смотрит на экран и вздрагивает.

— Да, — надрывно, со всей неприязнью в голосе.

— Грут, мальчик мой, я давно тебя не слышал, а еще дольше не видел, — неприятный хриплый голос источает яд. — Я так понял, что тебе не интересно мое предложение, поэтому я решил прокатиться до твоего дома. Знаешь, у вас тут прелестный двор… — секунда молчания. — Сестренка когда возвращается из школы?

— Ты, ты… Не трогай ее, — рычит в трубку Глеб.

Желает свернуть уроду шею. Заходится злостью, которая быстро обнимает горло и стальной хваткой сжимает его.

— Хм… — тянет Главный. — Даю тебе 30 минут. Жду в ангаре, и в твоих же интересах рассказать мне что-нибудь интересное.

Глеб стоит, как вкопанный, слушает длинные гудки отключившегося звонка и проклинает себя за все. Ноги как будто приросли к месту, а тело сковал страх за сестренку. Подоконник почти трещит от его хватки. Парень отключает телефон, сжимает его крепко, как последнюю надежду, хватает куртку и шлем со стула, чуть-чуть медлит, а потом выходит из квартиры, в которую вряд ли уже вернется.

Глеб держит руль мотоцикла, дорога гонит его мысли, которые пытаются зацепиться за реальность. Информация в телефоне может отсрочить его проблемы, но как надолго? Что он сможет еще узнать у Ани, как ей будет объяснять, для чего ему нужна информация? Теперь сделать плохо Сергею — равносильно причинить боль ей. А предать ее — предать и самого себя. Глеб путается в своих переживаниях за семью и за