раз один, без оружия и доспехов, пеший против конных, слабый против сильных, ничтожный против власть имущих. Он по опыту знал, чем это кончается: кандалами и пудовым веслом, веревкой и каленым железом, сабельными ударами и пулей.

Невольно он сделал шаг назад, прислонился занывшей спиной к любимому дереву. Перед ним неровным полукругом в несколько рядов выстроилось не меньше двух сотен конников из трубежской стражи. Шлемы сверкают, кирасы блестят, солидно позвякивает хорошая дорогая упряжь. Перед лицом такой красоты прямо совестно за свой черный костюмчик, который за несколько месяцев, кажется, успел изрядно пообтрепаться. Скольких он сможет снять с седла? Человек пятнадцать, если улыбнется удача. «Не стану я с ними драться, – подумал он в приступе вдохновения, – и разговаривать не стану. В трех шагах, у камней – колодец в распроклятый Липовец. Уйду. Сейчас. Пока они медлят».

Двести всадников спешились одновременно, выказывая отличную выучку. Господин Лунь прикинул расстояние до входа в колодец.

– Кхм, – сказал дядя – косая сажень в плечах с набором роскошных шрамов на физиономии, – мы это… мы тут вот…

– Я поклялся ничего не делить с вами, – желчно промолвил господин Лунь, которому вдруг расхотелось бегать и прятаться. – Клятву крайна ветер не развеет, земля не покроет. Моя смерть вам не поможет. Вы дышите моим воздухом и топчете мою землю.

Все испуганно посмотрели под ноги. Некоторые, особо пугливые, из молодых, даже приподнялись на носки, чтобы как можно меньше соприкасаться с жесткой травкой подгорной пустоши.

– Мы больше не служим Гронским! – громко, как на плацу, гаркнул Фома Стреляный.

– Что-что? – пробормотал господин Лунь, у которого от молодецкого вопля зазвенело в ушах.

– И власти их не признаем, – выкрикнул кто-то тонким голосом. Остальные согласно загудели.

– Так от меня-то вам чего надо?

Господин Лунь внезапно осознал, что происходит нечто непредвиденное.

– Ну это… вот… – снова забубнил Фома, которому явно не хватало слов. Те слова, которыми он привык орудовать, при благородном крайне произносить было никак невозможно.

Конные раздвинулись, на середину медленно выползла побитая, грязная телега, пригодная только для перевозки навоза.

– Мы их не того… ни-ни… пальцем не тронули… – разъяснил Фома, – повязали только… потому желаем ныне жить по договору…

– Та-ак, – сказали за спиной крайна. Скосив глаза, он обнаружил за правым плечом по-волчьи оскалившегося Варку. За левым слышалось недовольное пыхтение Илки.

В телеге сидели четверо. Госпожа Элоиза в роскошном платье синего атласа, испещренном свежими бурыми пятнами. Пышная прическа скособочилась и почти развалилась. На лицо свесились прямые ломкие пряди, которые больше не казались ослепительно-белыми. Так, седые волосы пожилой, не очень здоровой женщины. Белила впитали дорожную пыль, осевшую на щеках серыми разводами. Руки связаны за спиной, но полуобнаженные плечи милосердно прикрыты грязной рогожкой.

Рядом на рыжей соломе скорчился господин Стас Гронский. На мир он смотреть не желал и старательно изображал глубокий обморок. С ними еще какие-то двое, немолодые, в хорошей одежде, но грязные, будто их волокли по земле. И, судя по запаху, не только по земле. Похоже, в выгребной яме прятались. Варка их видел в первый раз, но господин Лунь, видимо, точно знал, почему они здесь. Солнце на миг потускнело, боевые кони вскинулись и тревожно заржали, траву на пустоши прижало к земле резким порывом ветра.

К телеге подъехал Влад Гронский, без доспехов и оружия, с непокрытой головой, но не связанный и на своей лошади.

– Мусор вывозите? – поинтересовался господин Лунь. – Или это подарок? Кто-то из вас решил, что это меня порадует?

– Да что ж… – потянулся к потылице Фома Стреляный, – как благородный крайн рассудить изволит… Тока через них все наши несчастья… народец злобится сильно. Как бы ненароком чего не вышло… а убивать по договору того… не полагается.

– То есть я должен убить их сам?

– На все ваша воля…

– Гм. Неплохо устроились.

– А что такого, – прошептал Варка, – почему им можно, а нам нельзя?

– Иди, – качнул подбородком господин Лунь, – ножичек тебе дать или так справишься?

– Справлюсь, – буркнул Варка, но почему-то никуда не пошел.

– Может быть, ты хочешь?

– Чего сразу я-то? – отшатнулся Илка. – Я их даже не знаю. Не, я не могу. В палачи не нанимался.

– Да вот и я о том же… – тяжело вздохнул крайн. – Пятнадцать лет среди людей прожил, но все еще не могу… Понял, в чем дело, Ивар? Все свободны в своих поступках. Только одни могут позволить себе все что угодно, а другие – нет. Те, кто не может, проигрывают чаще и умирают быстрее. Вот что, господа хорошие, везите-ка вы ваш мусор в другое место.

– Это куда ж? – спросил Фома, удрученный неразрешимой задачей во что бы то ни стало избавиться от семейства Гронских.

– Значит, так, – обреченно вздохнул господин Лунь. – Ты, ты, ты и ты сопровождаете телегу в деревню Броды, после чего проследите, чтобы мои милые родственники благополучно переправились через Тихвицу во владения нашего уважаемого соседа, князя Пучежского и Сенежского, и ни в коем случае не пытались вернуться обратно. Будем считать, что это плата за неправедные поборы, чинимые господином Вепрем здесь во время моего отсутствия. Остальные – по коням, направо кругом и рысью марш в Трубеж, заниматься своими делами.

– Адоговор? – робко заикнулся кто-то. – Априсяга?

– Потом, – брезгливо поморщился господин Лунь. – Прибуду в город – подпишем в ратуше, как полагается. – И повернулся к ним спиной, показывая, что разговор окончен. Варка с Илкой тут же перенесли щит, прикрывая его сзади. Милым разглагольствованиям о преданности крайнам они совершенно не доверяли.

– Пресветлые господа крайны, – жалобно сказали сзади. Стражник, павший на колени в тени дерева, был совсем юным. Должно быть, недавно в службе. – Не за себя прошу. У меня мать больна. Скоро год как не встает. Городской лекарь только руками разводит. Я еще зимой хотел… Да вот сынок ваш тогда и говорить с нами не пожелали…

– Где живешь? – обернулся господин Лунь.

– Зарядье, дом Велесов, всякий скажет… петух резной над крыльцом и герань на окнах.

– Хорошо, я на днях посмотрю. Ничего не обещаю, конечно.

– Уйди отсюда, – пробасил Фома Стреляный, оттесняя парнишку, – не позорься. Раскис как баба. Не до тебя сейчас. У нас тут еще просьбица, господин старший крайн.

Крайн обреченно остановился, оглядел обступивших его стражников: очень высокий, одного роста с громадным Фомой и на голову выше почти любого из них.

– Только не гневайтесь, – заторопился Фома, – ежели вот… того гляди снова сенежские полезут… а то еще Соленого из Лосиной пади выкурить надо.

– Так выкуривайте. Я своих ради этого под пули подставлять не стану.

– Да мы что ж… мы и сами… только вот командовать-то кто будет…

– Не