– Это и есть Грэйн.

Всматриваясь в лицо англичанина, я подумал, что он мне кого-то напоминает. Память на лица у меня хорошая, однако…

Пробежался взглядом по словесному портрету, но по описаниям тоже никого не вспомнил. Лишь глаза на улыбчивом лице говорили – ты меня знаешь!

Грэйн, Грэйн, Грэйн – я покатал в мыслях фамилию, и вдруг озарило!

– Полное имя Грэйна как звучит?

– Эндрю Джи Грэйн.

– …!

Все удивленно уставились на меня. Никто не ожидал услышать от меня многоэтажную матерную тираду. Впрочем, я был сам удивлен, не свой длиной фразой, а неожиданным открытием.

– Товарищ майор, – строго произнес Скрябин, – потрудитесь объясниться!

– Представляю вам британца, – я показал на фотографию, – точнее не совсем британца. Андрей Михайлович Громин. То есть Эндрю Грэйн на английский манер!

Федерал перевел взгляд с дисплея на меня, и спросил:

– Ты уверен?

– Абсолютно! Проверь по базе.

Скрябин вновь подсел к ноутбуку и начал делать запросы. Через пару минут выпрямился, матюкнулся, но гораздо скромнее, чем я.

На экране две фотографии. На первый взгляд – разные лица, но… при тщательном анализе сходство есть, и большое. Для федерала это уже факт.

– Андрей Михайлович Громин, тысяча девятьсот шестьдесят первого года рождения… – начал он громко читать личное дело Громина. – Осужден в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году… статья… так, та-а-ак, побегушник, мать его! Совершил побег при этапировании и находится во всесоюзном розыске… почти двадцать пять лет!

– Погоди, Палыч, он что, пластику лица сделал? – спросил Белкин.

– Похоже на то, – пробормотал Скрябин, изучая материалы личного дела.

– А глаза не поменял, – хмыкнул Истомин, – раз Иваныч его узнал. Серега, откуда ты его знаешь?

– Он в школе некоторое время работал. То, что фигурант наш бывший, что-то меняет?

– Это ничего не меняет, – резковато ответил федерал, – но получим и пряник, и пистон в одном лице, мля!

Я, Валера и командир переглянулись. В любом случае пистоны будут, к этому уже привыкли. Не всегда начальство довольно результатами, какой трудной не была бы поставленная задача. Взять хотя бы то освобождение самолета. Если исключить молниеносное вхождение и взятие салона под контроль, то в остальном, по сути, сплошная импровизация и невероятное везение. Оба тихушника с зарядами были обезврежены только вмешательством высших сил, не иначе. Ведь известны были лишь двое из пятерых террористов, а у остальных имелась огромная фора. Могли в любую минуту подорвать самолет. Однако пронесло – они смерти испугались больше, чем наказания за содеянное. Дух камикадзе покинул их с самого начала захвата. Надеялись на то, что все требования будут выполнены, никак не ожидая силовой акции. Тянули с подрывом до последнего, а когда поняли, что все… вот тут и пошла счастливая для всех импровизация.

Даже то, что все горючее было слито, не спасло бы никого, сработай любая самоделка. Ведь даже остатков жидкости на стенках бутылки хватило для хорошего взрыва. А если бы подорвались все бутылки?

И вновь предстоит штурм здания, в котором засели преступники с бомбой в обнимку.

– Ладно, Палыч, – сказал Белкин, – пистоны с пряниками когда еще будут, работать надо.

– Работаем! – поднялся Скрябин.

«Выстрел» объехал развалины КПП и встал, ожидая сигнала. В бронемашине оба наших сапера, Валера Истомин с приготовленным блоком «Пелена» и группа прикрытия. Бойцы со штурмовыми щитами выдвинулись к западной стороне здания.

Этот складской корпус выглядел целее других. Сложен из ЖБИ-блоков, четыре метра высотой, узкие, словно бойницы оконные проемы под крышей, мало того имеющие решетки. Крыша тоже бетонная, прогудроненная. Натуральный бункер.

Кто-то содержал здание и прилегающую территорию в порядке. Мусор и растения отсутствовали. Площадка позволяла развернуться фуре. Вид портил горящий остов легковушки.

– Гнездо-два, западный угол, под сводом вижу камеру, – прошипела рация. – Минус.

– Левее полтора метра еще одна. Минус.

Винторез работает тихо. С нашей стороны снайпер обнаружил только одну видеокамеру.

– Восточная сторона чисто.

– Гнездам – контроль верхних окон. Броня вперед!

Бронемашина направилась к зданию. Следом, прикрываясь корпусом «Выстрела», выдвинулись бойцы. Как только БПМ-97 въехала в мертвую зону, часть бойцов заняла оборону, прикрывая работу специалистов и контролируя оконные проемы, двое поднялись на крышу здания, остальные выдвинулись к единственному входу.

– «Пелена» в работе, – доложил Истомин, дублируя знаками.

Автоматная очередь вздыбила пыль в десяти метрах. Внутри явно забеспокоились, лишившись обзора через камеры, но наши снайперы не дремали, и стрелок в здании получил пулю. В ответ раздались еще выстрелы, однако в проемы не лезли, а палили больше в воздух.

Бойцы знаками доложили о готовности к штурму.

– Эу, ком-мандэр! – прокричали из здания. – Тьи не забыль, чьто тут экспесис, э-э-э… много-много бомба?

Скрябин с Белкиным переглянулись:

– Никак Грэйн дурака включил? Чего это он язык ломает тут?

– Он не знает, что нам известно его настоящее имя. Вот и строит из себя джентльмена, мать его!

– Я предлагаю всем сдаться! – крикнул в ответ Скрябин и повторил по-английски:

– I offer to surrender! And not to aggravate his guilt![10]

– Не сарендэ, а сурендэ, – поправил я федерала.

– Владеешь?

– В совершенстве.

– Учту, – кивнул Скрябин и прокричал в сторону здания:

– Эй, так как?! Я знаю, что среди вас смертников нет, у многих есть семьи, детишки, подумайте о них. Grain, we have received a request for your arrest. The British national office of Interpol is waiting for you. You still have nowhere to go! «Give up![11] – федерал довольно осклабился. – Вот теперь подождем.

– А что, насчет Интерпола правда? – спросил я Скрябина.

– Правда. Через отдел мы получили информацию о том, что Грэйн приедет в Россию. У них там для его задержания оснований, видите ли, не было. Хреново они там, в европах своих работают. По нему и отследили всю цепочку сюда.

– Йа могу подюмать? – крикнул Громин-Грэйн.