Я до сих пор не могу это забыть!.. Я верил, что убью тебя в ней! Разрежу в клочья ёбаный шарф, чтобы ты испустил дух в его лоскутах и больше никогда не возвращался!

Эрен приоткрыл рот и в недоумении глазел на Дементьева. Он ожидал чего угодно, но не откровений, наполненных чувством вины.

― Куда я точно больше не смогу вернуться ― так это в ту жизнь, которая у нас могла быть без тебя. Я всё ещё не могу выйти из спальни, в которой мы провели с ней наши первые ночи. Не могу нормально двигаться дальше. Не могу ― из-за свихнувшегося от горя и эгоизма мужика в кризисе среднего возраста. Мне хочется башку тебе оторвать за это!

Эрен запрокинул голову и сделал очередной успокаивающий выдох. Затем опустился на одно колено подле Дементьева, беззаботно вложил ему в рот свою яблочную сигарету и чиркнул зажигалкой.

― Раскури это дешёвое дерьмо до конца. Считай, это мой тебе подарок ― вкус подлинной свободы.

Эрен издал печальную усмешку, поднялся и двинулся прочь, не желая ни секунды более находиться рядом с этим человеком.

Дементьев доковылял до дома лишь к ночи. Усталость сбивала с ног, всклокоченное сознание не смолкало, и он измождённо расселся в прихожей, не решаясь войти в спальню. Микаса услышала его шаги, но вышла не сразу. Очутившись подле мужа, опустилась на корточки и стала промакивать ему раны предусмотрительно взятым с собой дезинфицирующим раствором.

— Ну что, наигрался? — пожурила она его спокойным тоном. — Говорила же тебе, что тумаков отхватишь от «моего любовничка».

Вадим бессильно улыбнулся. Он не сводил с жены полного обожания взгляда и до сих пор оставлял в сердце крохотную надежду, что она передумает.

— По поводу того, что ты сказал мне сегодня, — продолжила Микаса, — ну, насчёт денег при разводе…

— Не надо, Мика…

— Я даже от брачного контракта готова отказаться, лишь бы ты оставил меня в покое. Мне не нужно от тебя ничего.

— Прекрати. — Вадим перехватил её руку и прижал к губам тыльной стороной ладони. — Ничего я не собираюсь у тебя отнимать, глупышка. Ляпнул это, чтобы прижать тебя. Ты сама знаешь: я подонок, и способы удержать тебя у меня такие же.

― Не хочу, чтобы ты думал, что можно всё вернуть. И… может, прозвучит глупо, но для меня это своего рода очищение. Начну жизнь с нуля. Понимаю, что будет паршиво и, возможно, временами я буду скучать по большим деньгам, но я должна пройти через это. Хочу вернуть себя.

Вадим зачарованно глядел, как в вырез её короткого ночного платья ложились сонные тени, и невыносимо желал прикоснуться к груди жены. Она теперь ему не позволит. Никогда больше.

— Как он это делает с тобой? ― задумчиво спросил Дементьев, поймав взгляд Микасы.

— Ты о чём?

— Этот блеск в глазах, эта сила. ― Он очертил в воздухе круги. ― Я прежде не придавал особого значения, но рядом с ним ты почему-то особенно хороша. Я обвешивал тебя золотыми безделушками, одевал в дизайнерские шмотки, но ты никогда не была так же прекрасна, как в те моменты, когда отдавала себя ему.

— Не знаю, что тебе ответить… Возможно, Эрен просто слишком убедительно говорит мне, какая я классная, и я даже начинаю немного верить, что это правда.

― Господи, ты даже имя его произносишь с ёбаным сакральным придыханием! ― Он истерически усмехнулся и заметил смущение на лице Микасы. ― Какой же всё-таки я старый дебил… Раньше тебя самой ведь понял, как глубоко ты в него втрескалась. Даже интересно стало, какого чёрта ты его снова послала?

― Дура потому что.

― Хм, какой простой и хорошо понятный у меня на родине ответ, ― со смешком произнёс он.

***

Во время бракоразводного процесса Вадим вёл себя так, словно у них с Микасой медовый месяц: был деликатен и щедр, не давил на неё, делал подарки и наотрез отказался от денег, положенных бывшей жене по брачному договору. Ему не хотелось остаться в её памяти подонком. К тому же он лелеял надежду вернуть её, несмотря на то, что Микаса настояла, чтобы брак был расторгнут в кратчайшие сроки.

― Я ещё поборюсь за тебя, ― произнёс он после подписания бумаг, когда они вышли на улицу.

― Ты уже отвоевал своё, ― с иронией ответила Микаса. ― И хотя с тобой я стала несчастна, есть вещи, за которые всё же благодарна тебе. И не забуду их.

― Не надо подслащать пилюлю, тебе не к лицу. И я верю, что для нас ещё остался второй шанс.

― Но я больше не верю. Скажу не ради обвинения, а ради констатации факта: помнишь, о чём я попросила в день нашей свадьбы? Я попросила тебя ослабить хватку. Уступи ты мне, и, может, я бы забыла даже то, как Эрен улыбается, но ты сделал всё с точностью до наоборот.

«Хотел бы я верить в это, девочка, как бы я хотел… Неужели ты смогла бы? Неужели забыла бы его? Теперь мне никогда не узнать».

Микаса пристально поглядела в лицо бывшего мужа, деловито прищурилась и поправила на его носу тонкий пластырь. Сердце Вадима сжималось от томления и ревности.

― Я, наверное, больной на всю башку, но почему-то надеялся, что ты станешь бросаться в меня обвинениями. Как твой чёртов дикий мальчишка.

― Он, видимо, не стеснялся в выражениях, ― с едва уловимой улыбкой подметила Микаса, воскрешая в мыслях выразительное смугловатое лицо. ― Эрен считает меня безгрешной овечкой, попавшей в лапы большого злого волка, вот и плетёт свои любимые глупости. Но на самом деле я ― сплошная грязь и должна сама нести ответственность за то, чем обернулась моя жизнь.

«Я сплошная грязь. И столько лет боялась замарать ею моего Эрена. Но иногда… совсем иногда… в самых разнузданных, постыдных мечтах… я желала опутать и сковать его всеми моими грехами, любезно ими поделиться и овладеть его чистотой. Овладеть им без остатка», ― подумалось Микасе между делом, и её щёки вспыхнули.

Она наспех попрощалась с Вадимом, чтобы остаться наедине с этой мыслью, и направилась к родительскому дому. С мазохистским наслаждением упиваясь грёзами, которых всегда стыдилась, Микаса плыла вдоль проезжей части и дышала полной грудью, смущённо посмеивалась себе под нос и прикладывала холодные ладони к горящему лицу. Ветер швырял ей под ноги сорванную со стонущих деревьев листву, трепал шёлк иссиня-чёрных прядей. Микаса растворялась в надвигающейся буре, словно