Я очнулась и жадно вдохнула, словно только что вынырнула со дна самого глубокого океана. Несколько минут я приходила в себя, а мысли витали где-то высоко над головой. А потом мертвым грузом рухнули обратно в голову.

Где я? Кто я? Ответов на эти вопросы я не помнила. Я понимала, что передо мной зеленеют и шуршат листвой деревья. Я знала слова, я знала, что рассматриваю руку…

— Ааа! — в ужасе я захотела выбросить ее прочь. На пальцах не было ни единого ноготочка. И на второй руке тоже. И на ногах! Мерзость какая!

Пока я осматривала конечности, обнаружила что совсем голая развалилась посреди леса на аккуратно пришлепнувшейся к земле траве. Я клацнула зубами, дабы убедиться, что они на месте.

— Цык, — чуть не прикусила язык. На месте.

Проведя рукой по гладкой лысине я, уже не надеясь на успех. И не прогадала. Шевелюра отсутствовала.

Что же, осмотр показал, что я довольно худющая девчонка лет двадцати, лысая, с безобразными пальцами. Хорошо хоть с зубами.

— Ааа, — но кричала уже не я, а ребятня, выскочившая на мою поляну.

— Чудище лесное, — вопила противная девчонка.

— Болотная баба! Бей ее!

Еще чего удумали. Я оскалилась и зарычала на них. Ребятня от страха, подхватив портки, кинулась прочь с поляны.

Хорошо, что язык понимаю, а, значит, как-нибудь выживем.

Лысая, безобразная, голая. Хуже не придумаешь, хорошо хоть, солнышко светит и не так холодно. Я огляделась, никаких следов, кроме четко очерченного круга примятой травы. Что же за колдовство такое. Голову торкнуло тонкой и острой, как игла, болью. Я тяжко вздохнула и поплелась по следам засранцев, что в страхе улепетывали от болотной бабы.

Выйдя за границу леса, я, как и ожидала, увидела вдали теплые домики с дымящимися трубами. Ммм, какое-то давно знакомое чувство ностальгии. Игла снова пронзила голову.

Долго наслаждаться ароматами не пришлось. Навстречу выперло пять мужиков, кто с вилами, кто с палкой, а один прямо смертоносный — с косой. Видимо, сопляки нажаловались.

— Добрый вечер, — язвительно поздоровалась я и скрестила руки на груди. — Чего вылупились?

— Там лихо лесное, — озадаченно почесал репу смертоносный. — Мы по его душу в лес идем.

— Ну так, приятно познакомиться!

— Дурная она, зуб даю, так и есть! — промямлил мужичок с тупой лопатой в руках. — Гнать ее отсюда надобно!

— Лучше бы одежду мне нашли, — я раскинула руки и уперла их в тонкую, как тростинка, талию. Мужики судорожно сглотнули. Эх, простота! Плевать им, видимо, что я лысая.

Один тут же начал сымать штаны.

— Эй, поаккуратней, дядя, — оскалилась я, выставляя на показ свое единственное оружие.

— На, — говорит и штанешки свои протягивает. — Прикрой срамоту.

— Срамота у тебя на лице, — огрызнулась я, но штанищи взяла.

Мужики завороженно наблюдали за каждым моим движением.

— Поясок бы! А ты, — указала я на самого чистого, — рубаху свою давай, тебе прятать нечего!

Чистый послушно снял свою рубашку и отдал мне. Смертоносный откуда-то вынул пропитанную жиром и пропахшую потом лямку и протянул.

— Сойдет, — объявила я, когда оделась. Мужики уже не смотрели на меня так вожделенно.

— А ты чего такая…?

— Какая же? — я удивленно вздернула лысую бровь.

— Страхолюдина ты, — заявил мужик из бесштанной команды.

— А от тебя навозом несет на полкилометра! И ничего. Вон сколько у тебя друзей.

Что ж я за человек такой? Они мне помогают, а я язвлю, как злодейка какая-то. Но самое страшное — мне жутко нравится.

Пока навозный выяснял, действительно ли от него несет коровьими экскрементами, я покинула сомнительную компанию, устремившись в деревню. Там меня никто не ждал. Мало того, бабищи не проявляли никакого сочувствия. Повсюду то и дело слышалось:

— Образина.

— Батюшки, гля, ни волосинки!

— Чучело! Тьфу на тебя!

— Иди отседа!

Но кроме как кудахтать, больше ничего и не делали. И то хорошо.

— Поди сюда, — позвала одна на вид сердобольная тетка лет сорока.

Я недоверчиво прищурилась.

— Помощь нужна? — спросила тетенька, маня загорелой рукой.

— Не откажусь.

— Пошли в дом.

Я вошла в невысокую избушку. Рыжая кошка с белым нагрудником подозрительно на меня посмотрела. Я ответила ей тем же.

— Сядь, — женщина подвинула мне стул. — Сейчас будем есть. Пётка!!

На кухню забежал мальчишка, но я засомневалась в этом, когда, увидев меня, он завизжал словно девка, узревшая на пруду мертвяка.

— Ну и чего ж ты верещишь, Пётка? — я глумливо выстрелила глазами в белобрысого парнишку.

— Мама! Это же та баба болотная!

— Пётка. Не баба это вовсе и совсем не болотная.

— Ну она ж лысющая и страш-ш-шная, погляди на нее.

— Хватит! — гаркнула тетка. — Сядь и ешь.

Пётка насупился, но голод поборол отвращение ко мне, и он плюхнулся на табуретку рядом.

— Меня зовут Оксения. Это Пётка.

— Для тебя — Петро, — прошипел мне исподлобья белобрысый. Оксения дала ему подзатыльник и мальчишка снова склонился над тарелкой с желтой жижей.

— А как тебя зовут?

— Не знаю, — я пожала плечами.

— Как же так случилось?

— Просыпаюсь я такая среди леса. А тут Пётка бежит на меня и визжит как поросенок!

— Неправда, — обиделся пацан.

— А что до этого было со мной — не знаю.

— Бедолага ты, — пожалела меня Оксения. — Ешь давай.

Я похлебала довольно скудненький супчик и засобиралась.

— Куда же ты в таком виде, окаянная?

— Да куда глаза глядят, — небрежно бросила я, будто бы даже не собираясь задержаться здесь на ночлег.

— Оставайся, — предложила Оксения, Пётка сердито пыхтел исподлобья. — Завтра сходишь к одной нашей ведунье. Может, она приоткроет завесу на твое прошлое.

— Ну чего бы и нет, — я игриво подмигнула пацану и потрепала его по макушке.

— Надо тебе хоть имя какое пока придумать.

— Зови меня Манька, — в шутку рассмеялась я.

Но тетке и ее сыну имечко пришлось по душе.

К ночи меня уложили на сеновал. Почему-то туда мне не хотелось, хотя других вариантов не предлагали. Скривившись, я залезла в темное логово ночных кошмаров, огромных насекомых и скребущихся грызунов.