За ними скачет священник, неловко сидя на норовистом муле. Ветер треплет седые волосы и бросает пряди на его сердитое и мрачное лицо.

Всадник на черном жеребце, как наконечник стрелы, ведет свою армию вперед. Волчий череп привязан к луке седла. Волчий или крупной собаки. Левая сторона лица всадника обезображена шрамом, словно скульптор во время лепки его лица услышал звук колокола и бросил работу незавершенной. Над одним глазом заклепкой к шлему прикреплено кольцо, достаточно большое, чтобы поместиться между бровью и скулой. Если ты знаешь, что у кольца есть бороздки, то можно представить, что ты их видишь, они — заложники расстояния между нами, как и любая деталь, отделенная тысячью ярдов.

Мне надоело наблюдать за самим собой, и я поднял кольцо вверх и теперь смотрел на мир обычным взглядом.

Они нашли меня обнаженным, казалось, я весь выгорел, остался только мой меч, на котором все еще плясало пламя. Сталь находилась в пламени несколько часов, и даже сейчас я время от времени вижу на клинке его всполохи. Впервые я дал мечу имя — Гог. Хотя, я думаю, он обрел только эхо Гога, подобно эху Фекслера Брюза, человека, который много лет назад застрелился из кольта 45-го калибра в замкнутом пространстве комнаты в винном погребе. Мир изменился. И Брюзу в нем больше не было места.

Я открыл глаза в тот момент, когда Макин заворачивал меня в свой плащ. Рана на груди осталась белым шрамом с розоватыми краями — огонь до последней капли выжег из меня некромантию, и в конце, когда огонь ослаб, смерть погасила Гога. Я почувствовал пустоту: не было ни огня, ни некромантии, словно образовалась дыра в мире. Гог исчез. И я больше никогда его не увижу.

Огонь покинул меня, потому что он изначально не был моим, как и некромантия. Я мог теперь облачиться в одежду и доспехи, но перед миром я снова наг, он видит меня насквозь, а прикрыть может лишь то, что у меня изначально было, — острый ум, слово и меч Анкратов.

Я думаю, если бы они не дрались за меня, Ферракайнд и Мертвый Король, а каждый в отдельности сосредоточил на мне свое внимание, они бы мною овладели. Такими силами невозможно управлять, не заплатив за это определенную цену. А ценой была утрата тех целей, ради которых ты хотел использовать эти силы. Я их принес в жертву в тот момент, когда руки тысяч поднялись против меня. Все жертвы ничтожны, если нужно освободить от посягательств собственную волю.

Мы направлялись в Стрелу. В конце концов, они должны мне замок взамен моего разрушенного. Дворец тоже подойдет. И бог с ними, со всеми предсказателями и провидцами будущего. Отныне мы — друзья. Я — принц Стрелы. Пусть спросят отца Гомста. Он был там, он был свидетелем, когда Господь отвернулся и смотрел в сторону. Иган принял меня в свою семью. Но сейчас Иган мертв. И погиб он не от моей руки, а был растоптан собственными же солдатами. Итак, я — принц Стрелы, и я возвращаюсь домой, чтобы по справедливости и как было предсказано сесть на трон, тот золотой трон за Золотыми Воротами. Мы едем в Стрелу — лавина, с грохотом обрушившаяся с Высокогорья. Этот мир преклонится предо мной. Шкатулка открыта, память освобождена, былые грехи и преступления вновь на воле. Я уже не тот мальчишка — дикий мальчишка, вырастающий в мужчину. Он остался в моем прошлом, и вскоре он исчезнет за вершинами гор, годы разделят нас навсегда. Я уже не тот мальчишка, и его преступления не пятнают мои руки. Я еду в Стрелу. И если будет нужно, я погружусь по горло в кровь, погружусь так глубоко, что даже чистейшие воды горной реки не смогут смыть ее. Мои мысли отныне только мои, темные и чистые. И узнав их, брат, присоединяйся ко мне.

Я сказал Сейджесу, что «мои грехи взывают к большему», и я намерен найти им компанию. Я буду их преумножать, буду жечь и разорять, и земли Оррина — запятнанное кровью наследство Игана — перейдут в мои руки. И я стану королем Стрелы, Нормардии, Конота, Белпана, Топей Кена, Орланта и Высокогорья Ренара. Я захвачу эти земли, а народы этих земель превращу в свое оружие. В огне и крови я заставлю их подчиниться моей воле, потому что это игра без правил, и мне будет сопутствовать победа, если я все вокруг себя буду превращать в ад.

Я пишу это, пока мы разбились лагерем после долгого и трудного дня, проведенного верхом. Пишу на самой белой бумаге, которую можно купить за золото. Возможно, она была предназначена для более ценных мыслей, но я пишу на ней свои. Сейджес исписал свою кожу, и это сделало его слабым. Мой отец хранит слова про себя, и это делает его мало похожим на человека. Я пишу на бумаге, словно бумага и чернила могут снять с меня вину. Лекари любят пускать больному кровь, чтобы выгнать болезнь наружу, чтобы больной вернулся в жизнь обновленным. Возможно, больному достаточно дать в руки перо и бумагу: пусть яд вытекает через слова, а кровь остается в теле и делает то, что ей предназначено.

Рядом с моими страницами лежат страницы, исписанные Катрин, которые я нашел потом у скалы Ригден. Я видел Катрин горящей. Я видел ее среди полыхавшего пламени, слышал ржание ее лошади. Или это было видение в темноте, которая навалилась на меня после? Так или иначе, ветер разбросал ее слова среди мертвых, и я собирал их, пока не дошел до трупа вьючного мула. Однажды я сказал, что наши чувства слишком сильные и не могут продолжаться долго. Они могут только сгореть, превратив нас в золу и пепел. И мы сгорели, но я продолжаю хотеть ее. Но если бы она сейчас стояла здесь, ничего, кроме ненависти ко мне, она бы не испытывала, и моя гордость заставила бы меня на словах ответить ей ненавистью.

Гордость всегда была моей слабостью и моей силой, но есть только три вещи, которые вызывают у меня гордость. Первая — я покорил Перст Всевышнего, я стоял на его вершине в полном одиночестве и открыл для себя новый взгляд на мир. Вторая — я вошел в пещеру ради Гога, хотя я и не смог спасти его от огня, точно так же, как никто не мог спасти меня от моего огня. Третья — я дрался с мастером Шимоном и слышал песнь меча, и вместе мы творили красоту.

В будущем найдется достаточно поводов для гордости, но, возможно, не будет вещей и поступков, которыми стоит гордиться.

Пришло время террора. Темное время. Могилы продолжают открываться, и Мертвый Король готов поднять паруса. Но в этом мире есть вещи пострашнее мертвецов. Пришло темное время.

Мое время.

Если вам это не нравится.

Остановите меня.

Я должен поблагодарить моего читателя Хелен Мазаракис за то, что она читала роман «Король терний», главу за главой по мере их написания, и делилась со мной своим мнением.

Большое спасибо Джинджер Бушанан за то, что поставила на меня, еще раз ей и Кэг Шербо за то, что они сделали серию «Разрушенная империя» успешной. Мой редактор в Harper Collins Voyager, Джейн Джонсон, заслуживает особой признательности за старания помочь мне. Также благодарю Эми МакКулоч и Лору Мелл, которые просто творили чудеса ради меня.

И наконец, большое спасибо моему агенту Иану Друри за представление моего опуса читателям и непрерывные усилия по продажам его по всему миру. Гею Банкс и Вирджинию Асционе, работающих с Ианом в Sheil Land Associates Ltd., также следует поблагодарить их за усилия, в результате которых историю Йорга перевели на многие языки мира.