Ирион никогда не брал первые попавшиеся раковины на мелководье, он чувствовал, в каких скрывается самый красивый перламутр, и, вволю наплававшись в глубине, выбирал одну-две, чтобы обеспечить семью покупными товарами. Не во всех раковинах перламутр оказывался одинаково хорош: от цвета бледно-серебристого тумана до глубокой синевы ночи и огненных красок заката. Еще реже и обычно на большой глубине встречались раковины, играющие внутри всеми цветами радуги.

Теперь молодому человеку не требовалось выныривать, чтобы набрать воздуха. Поэтому сын духа озера предпочитал погружаться в море вдали от других ныряльщиков, чтобы не смущать их. Если бы не Леала и дети, Ирион мог отдалиться от людей. Но его маленькая жена все понимала, старалась не показывать волнения по поводу долгих отлучек мужа и каждый раз с радостью встречала его. Поэтому сын духа вод не всегда слушал зов волн, с Леалой и детьми он хотел быть просто человеком.

Почти два года Ирион наслаждался тихой гармонией с окружающим миром.

Однако недавно он неожиданно нашел сначала одну жемчужину, а вскоре еще две. Жемчужины в перламутровых красавицах почти не попадались, жемчуг добывали в других краях. Первая оказалась крупным опалово-голубым шариком, похожим на бо́льшую из здешних лун. Она напомнила Ириону о многих странных событиях в его жизни, и в первую очередь о встрече туманной лунной ночью с Морской Матерью в облике заезжей сказительницы. Как знать, может, эта жемчужина была ее напоминанием о себе… Ирион показал находку Леале и спрятал в карман.

Когда же несколько дней спустя ныряльщик, открыв раковину с огненным перламутром, обнаружил в ней жемчужину, похожую на шарик огня, он смутился, не понимая, к чему бы это. Буквально на следующий день во время странствий по расщелинам подводных скал рука Ириона легла на маленькую раковину среди обломков камней, и он почувствовал, что и в ней тоже притаилась жемчужина – темно-синяя, как ночное небо. Так оно и оказалось…

С этого момента Ирион не находил себе места, ощущая, что две последние жемчужины предназначены не ему. Леала волновалась не меньше, последние месяцы она чувствовала, что надвигаются какие-то перемены. Поэтому, когда в их бухту зашел первый же торговый корабль, Ирион без колебания предложил капитану весь перламутр и спросил:

– Можно ли отправиться с вами на материк?

– Я иду в Дор, причем ни в один из крупных портов заходить не собираюсь. У меня свои дела. Впрочем, столица там недалеко…

– Прекрасно! Именно туда мне и нужно, – поспешно заверил Ирион, даже не дослушав капитана до конца.

Тот покачал головой, решимость странного ныряльщика с узким мечом на бедре была ему абсолютно непонятной, но, увидев пришедшую вслед за ним на берег жену с детьми, которые, не вмешиваясь, ждали решения, согласился. Для солидности он вычел из товара за проезд одну из раковин. По правде говоря, торговец и так платил добытчикам перламутра в несколько раз меньше, чем получал при сдаче сырья в мастерские, но раз островитян такая цена устраивала, то он не видел смысла что-либо менять.

Сегодня звезды вели себя странно, большинство находилось где обычно – их расположение Ирион успел хорошо изучить за время жизни на островах, однако на севере несколько звезд выстроились в фигуру, напоминающую одну большую звезду. Созвездие появилось вчера, когда под вечер ветер разогнал последние остатки туч. Оно располагалось почти на севере и с приближением корабля к берегам Дора мерцало где-то над северной оконечностью полуострова. Это было неспроста, но о смысле знамения стоило спросить кого-то из ведающих там, куда направлялся Ирион.

Ведающая Лианна ло’Хорди, покинув свой дом на Северных Пустошах, отправилась в путь на Дорский полуостров. Где-то там обитал танцующий беловолосый юноша, который в ее сне призывал всех, кто близок ему по духу. Даже окрестные ведающие считали Лианну странной, что уж говорить об обычных людях. Девушка, женщина, а теперь уж ведунья на склоне лет – она продолжала помогать людям и ждать чего-то, предназначенного именно ей, поэтому, увидев странный сон, и пустилась в путь без колебаний.

Часть пути она преодолела на лодках с добросердечными рыбаками, но большую прошла пешком. Уже приблизившись к городу Дор, где жил тот, кого она видела во сне, Лианна поняла, что ее время появиться там еще не пришло. Сначала она должна выполнить другое дело и прийти уже не одна. Тогда ведающая поселилась в небольшом городишке, расположенном северо-восточнее дорской столицы на берегу того же залива. Она смотрела и ждала.

Лианна нередко бродила по городу, разглядывая дома и людей. Те или не обращали внимания на ведающую, погруженные в свои заботы, или шарахались от пронзительного взгляда чужачки. Город, а точнее, большой поселок навевал странные раздумья. Сейчас в нем не было ничего особенного – небольшой порт, мелкие предприятия по пошиву изделий из кожи, ювелирные мастерские, обрабатывающие перламутр, привезенный с островов, и другие ремесленные цеха. Тихий городок, особенно тихий потому, что он стоял на костях. Некогда этот город и порт были одним из крупнейших перевалочных пунктов для караванов работорговцев. Здесь столетиями отбирали лучший товар для пересылки в столицу и окрестные богатые поместья, здесь же в залив скидывали мертвых и умирающих невольников, поэтому местные жители никогда не купались в море. А на северных скалах над небольшой бухтой стояла полуразрушенная цитадель. Никто не знал, кто ее построил и зачем, ею никто никогда не пользовался, люди опасались даже подниматься на окрестные скалы.

Город пропах застарелым страхом. Впрочем, немало виденных Лианной дорских городов пахли точно так же. Немало дорцев ненавидели и боялись друг друга, древних богов и жрецов этих богов, а также всего и всех, кто может нарушить привычный, устоявшийся уклад жизни.

«Уклад, уложение, – ведающая поморщилась при одном этом слове, каковым именовались древние дорские законы; нечто страшное, нечеловеческое, зато привычное, – вот камень, на котором стоит весь Дор. Ни радости, ни любви, ни сострадания, ничего, в чем бьется жизнь, только похоть и тлен. – Лианна задумалась. – Разумеется, далеко не все дорцы таковы, но в массе они разительно отличаются от жителей Северных Пустошей. Может, дело в том, что на Пустоши испокон веков бежали те, кто был несогласен с рабской моралью метрополии, а оставались те, кому стабильность оказывалась дороже?..»

Постепенно к ведающей стали тянуться те, в ком еще теплилась искра жизни, робко, неловко, как искривленные деревца к неожиданно появившемуся солнцу. В большинстве своем это были подростки или совсем молодые люди. Иногда Лианна спасала их от притязаний более сильных, иногда просто отогревала ласковым словом. Ее радовало, когда при встрече в их потускневших от безысходности глазах внезапно мелькал живой огонек радости. Ведающая понимала, что не в ее малых силах изменить эту систему, но она старалась сделать хоть что-то.

Так проходила декада за декадой. Некоторые из «сильных» зло косились на ведающую, но боялись предпринять против нее хотя бы какие-то действия – они чувствовали в ней более серьезную силу и отсутствие страха.

В начале осени Лианна наконец ощутила, что ее ожидание подходит к концу, а когда в северном небе появилось странное мерцающее созвездие, начала собирать вещи. Поздней ночью она вышла на пирс и стала ждать, пока причалит корабль, на котором прибудет посланец с островов. Его она должна проводить туда же, куда направляется сама. На куче старого тряпья у начала пирса тихо переругивались нетрезвые грузчики, а ведающая стояла прямая как стрела, нацеленная в зенит, и улыбалась в темноте.