Сквозь раскрытое окно проникали теплые ароматы соленого летнего утра, шторы мягко покачивались от ветра. Джонс повернулся к ней лицом, глаза его совсем почернели после бессонной ночи, скулы заросли щетиной, и все же лоб разгладился от морщин. Он смотрел на нее не мигая, взгляд его смягчился, и он поднял руку, чтобы коснуться ее голой кожи.

– Ты выглядишь прекрасно, – раздалось из-под марлевой повязки.

– А ты нет.

Они сонно улыбнулись друг другу.

Он прижал палец к ее губам, а она, не сводя с него глаз, подняла забинтованную руку и легко коснулась его лица, позволив себе сделать то, что очень давно хотела: очень нежно, кончиком пальца тронула его забинтованный нос.

– Болит? – пробормотала она.

– Ничего не болит, – сказал Джонс. – Абсолютно ничего.

И с довольным вздохом он притянул ее к себе, обнял, спрятав лицо там, где шея переходит в плечо. Она ощутила мягкие волосы и колючий подбородок, прикосновение его губ, вдохнула слабый запах антисептика. На секунду в ней вспыхнуло желание, но почти сразу его вытеснило более приятное чувство, дарящее покой: чувство защищенности. Она прильнула к нему, ощутив, что он тяжелеет, погружаясь в дремоту, и тогда наконец, чувствуя ровный стук его сердца, Дейзи заснула.

* * *

Над Мерхемом прошел дождь, оставив на тротуарах серебристые лужицы, отливавшие в часы рассвета розоватым и голубым. Хэл размеренно шагал по воде, направляя свою подопечную к воротам.

Первым их увидел Ролло, выскочил из-под кофейного столика и с лаем бросился к двери. Камилла, вздрогнув, проснулась, неловко поднялась с дивана, на ощупь нашла свою тросточку и пошла за псом. Но Ролло оказался не самым бдительным. Не успел Хэл дойти до ворот, как его тесть уже до середины спустился с лестницы. Потом он вышел из открытых дверей и молодой пружинистой походкой направился по тропе мимо Хэла, который отошел в сторону, прямо к своей усталой жене. Все молчали. Хэл поднялся на крыльцо и под птичье пение обнял Камиллу, радуясь возможности почувствовать, что она рядом после бесконечно долгой ночи. Она прошептала вопрос, и он кивнул в ответ, совсем рядом с ее головой, чтобы она почувствовала.

Потом Камилла отступила на шаг, сжав его руку.

– Мы, пожалуй, пойдем, па! – выкрикнула она. – Если только ты не хочешь, чтобы мы остались.

– Как хотите, дорогая, – сдержанно отозвался Джо.

Камилла собралась уйти, но Хэл удержал ее. Они так и остались стоять на пороге, в ожидании, прислушиваясь. В нескольких шагах от них Джо стоял перед женой, как старый боксер. Хэл заметил, что его руки, сложенные за спиной, подрагивали.

– Ты, наверное, хочешь выпить чая? – спросил он.

– Нет, – ответила Лотти, убирая волосы с лица. – Я только что напилась чая в кафе. С Хэлом. – Она бросила взгляд за его спину, увидела два чемодана в холле. – Что это?

Джо на секунду закрыл глаза. Выдохнул. Словно собирался с силами.

– Ты никогда прежде так на меня не смотрела. За все сорок лет нашего брака.

Лотти не отвела взгляда:

– Но ведь теперь смотрю.

Они постояли какое-то время, глядя друг на друга. Потом Лотти сделала два шага и взяла его за руку:

– Я подумала, что пора снова взяться за рисование. Может быть, мне даже понравится.

Джо нахмурился, глянув на нее так, словно она потеряла разум.

Лотти потупилась:

– Во время твоего глупого круиза ты ведь не заставишь меня играть в бридж? Терпеть не могу играть в бридж. Но я не против немного порисовать.

Джо смотрел на нее округлившимися глазами. Потом попробовал что-то сказать:

– Ты же знаешь, я бы никогда… – Голос его осекся, и он на минуту отвернулся от всех, втянув голову в плечи.

Лотти сникла, и Хэл, внезапно ощутив неловкость, отвел взгляд, крепче сжав руку Камиллы.

Джо быстро пришел в себя. С сомнением взглянул на жену, но потом все-таки сделал шаг и обнял ее за плечи. Она прильнула к нему, и они вместе медленно двинулись к дому.

* * *

Пора сделать его счастливым, сказала она Хэлу, когда он нашел ее у пляжных домиков, где она одна встречала рассвет. Ей было достаточно узнать, что Гай всегда любил ее, что они могли бы быть вместе.

– Не понимаю, – сказал тогда Хэл. – Он же был любовью вашей жизни. Даже я увидел это.

– Да, был. Но сейчас я могу его отпустить, – просто ответила она.

И хотя Хэл мог описать своей незрячей жене все, что угодно, он с трудом подбирал слова, рассказывая, как лицо Лотти, на котором отпечатались годы тоски и горя, вдруг разгладилось.

– Пока мы здесь сидели и разговаривали, я поняла, что попусту потратила все эти годы. Тосковала по тому, которого не было, когда следовало любить Джо. Он хороший человек, сам знаешь.

Двое ловцов омаров разгружали свои лодки, ловко перебрасывая улов через борт. Вдоль пляжа потянулись первые хозяева собак со своими подопечными, оставляя извилистые следы на песке.

– Он знал. Всегда знал. Но ни разу меня не упрекнул.

Потом она взглянула на своего зятя, поднялась и, убрав с лица седеющую прядь, робко улыбнулась, совсем как девочка:

– Думаю, пора моему Джо обзавестись женой. Как считаешь?

После мне пришлось какое-то время провести в больнице. Не помню, сколько недель. Разумеется, никто не называл это больницей, особенно когда меня уговаривали туда поехать. Речь шла об обычном визите домой, в Англию, чтобы повидать мамочку.

В домашней обстановке я быстрее поправлюсь, уверяли меня. У многих девушек была такая же проблема, хотя обычно об этом не говорят. О таких вещах было не принято говорить, даже тогда. Они знали, что мне никогда не нравилось жить в тропиках и, если бы не Гай, я вернулась бы домой.

Я хотела того ребенка. Очень хотела. И часто мечтала, что он внутри меня; иногда я опускала ладонь на свой живот и даже чувствовала, как он шевелится. Я часто с ним разговаривала, мысленно упрашивая его жить. Хотя я никому об этом не рассказывала. Знала, что услышу в ответ.

Мы с Гаем тоже об этом никогда не говорили. Он себя хорошо повел, как считала мама. Иногда чем меньше внимания обращаешь на какие-то вещи, тем лучше. Меньше огорчений для всех. Впрочем, мама всегда была из тех, кто закрывал на это глаза. Она тоже никогда об этом не говорила. Можно подумать, она меня стыдилась.

Когда я вышла из больницы, все притворялись, что я никогда там не была. Каждый занимался своим делом, а меня предоставили моим мечтам. Я ничего им не сказала. По их лицам было ясно, что они не верили мне даже наполовину. Да и с какой стати им верить?

Но от прошлого не убежишь. Как и от судьбы. После всего случившегося мы с Гаем уже никогда не были прежними. Мне казалось, он всегда ходил с этой мыслью, и она точила его изнутри. Он не мог взглянуть на меня, чтобы не вспомнить. Он был полон ею, а я – пуста.