— Но, Ангелос…

— Что? Ты, девочка, кажется, утверждала, что знаешь меня? Разве ты не понимаешь? Мне была нужна его помощь и его лодка, но разве он заслуживает половину состояния? Все это мое, я четырнадцать лет ждал и наконец получил. Неужели ты думаешь, что я стану делить сокровище… с кем попало?

— А как же я?

Прижав ее безвольное тело еще сильнее, он снова хрипло засмеялся:

— Нам делить нечего. Ты и я, моя птичка, — одно целое…

Его рот алчно впился в ее губы, она на секунду напряглась, будто пытаясь высвободиться, но потом потянулась к нему и обняла за шею. Я услышала, как он снова засмеялся, не отрываясь от нее, а потом произнес хриплым голосом:

— Давай здесь. Побыстрее.

Я закрыла глаза. И отвернулась, руками и щекой уткнувшись в холодный камень. От него пахло свежестью, будто дождем. Помню, как моя левая рука упиралась в выпуклость, напоминавшую раковину…

Мне очень не хочется рассказывать о том, что было дальше, но ради справедливости полагаю, что должна. Когда я закрывала глаза, мужчина целовал ее, а его рука начала возиться с ее одеждой. А она сильно прижималась к нему, страстно притягивая руками его голову к своим губам. Позже, когда я была уже не в состоянии глядеть, я слышала его обрывочные задыхающиеся фразы, смысл которых не могла уловить — да и не пыталась, — на смеси греческого и грубого беглого французского. Мне было слышно, как он отбросил ногой камень, когда стал укладывать ее на землю близ кучи щебня… близ трупа Найджела…

Она же издала лишь один звук — полувздох, полустон удовольствия. Готова поклясться, что удовольствия.

Я вся дрожала и покрылась потом, мне было так жарко, будто прохладная расщелина, где я пряталась, оказалась печкой. Каменная выпуклость под пальцами левой руки отломилась. Скрюченным пальцем я держала обломок, и мне было больно.

Понятия не имею, сколько прошло времени, когда я наконец осознала, что в пещере наступила тишина и слышно лишь тяжелое дыхание.

Затем я услышала, как он встает. Дыхание его стало глубоким и ровным. Он молчал и не шевелился. Даниэль тоже хранила молчание.

Я снова открыла глаза и увидела тусклый свет фонарика.

Ангелос стоял рядом с кучей щебня и улыбался Даниэль. Она продолжала лежать, глядя на него. Мне был виден блеск ее глаз. Широкое мясистое лицо Ангелоса блестело от пота. Он стоял тихо-тихо и улыбался ей, а она лежала у его ног, глядя на него. Яркая юбка помялась.

Мне почему-то пришло в голову, что она лежит как-то неловко. Потом — что как мертвая.

Наконец Ангелос нагнулся, взял ее тело и, протащив через пещеру, бросил рядом с Найджелом.

Вот таким образом и была убита Даниэль Ласко, всего в двадцати ярдах от меня, а я даже пальцем не шевельнула, чтобы прийти ей на помощь.

По милости провидения я не потеряла сознание и не упала прямиком в круг света. Стены узкой расщелины удержали мое тело, я осталась стоять, а мое сознание (в очередной раз потрясенное) едва воспринимало происходящее.

Словно некий цензор у меня в голове опустил туманную завесу между мной и сценой в пещере; казалось, что все происходит где-то вдали и убийца, совершающий злодеяние, — всего лишь персонаж какого-то спектакля. Меня никто не видел и не слышал, и, будто во сне, я не могла даже пошевелить рукой. Вот сейчас вспыхнет свет и ко мне вернется способность мыслить, а кошмар закончится.

Я наблюдала за ним, пребывая в странном состоянии покоя. Если бы он повернулся в мою сторону, я бы даже не отпрянула, но он не повернулся. Бросив тело Даниэль рядом с Найджелом, он разглядывал их, отряхивая руки. Я все ждала, что он начнет их закапывать, но потом поняла, что чутье не подвело Даниэль, хотя ей это и не помогло: его план избавиться от Найджела, засунув его в джип, был явно придуман не вдруг.

Джип-то привезла Даниэль, следовательно, именно Даниэль должна была оказаться на месте катастрофы. Он все спланировал заранее. И теперь я понимала это совершенно отчетливо. Я ни на секунду не допускала, что он собирается убить Димитриоса, своего двоюродного брата, но даже если и так, вряд ли он намеревался делиться с Даниэль. А то, что она была в состоянии ему предложить, можно найти повсюду. Было совершенно очевидно и то, что он не планировал убивать ее здесь. Скорее всего, он предполагал избавиться от нее после окончания работы, дабы не тратить время на возню с телом, но своими вопросами она переступила грань. Пришлось убить ее сейчас, даже несмотря на лишние хлопоты.

Он повернулся к фонарику спиной. Я следила за ним все с тем же ощущением, что это всего лишь актер, играющий в спектакле, причем плохой актер: на лице никакого выражения — ни страха, ни волнения, ни даже любопытства. Протянув руку, он взял фонарик и выключил его. И тут же упала темнота — будто захлопнулась крышка душного ящика. Он, казалось, прислушивался. Я слышала, как спокойно он дышит и как тихо осыпается земля под телом девушки. Снаружи ни звука.

Он снова зажег фонарик и вышел из пещеры. Звякнула уздечка мула; но, по-моему, он не стал его отвязывать — мне были слышны только его шаги, тихие шаги и никакого цоканья копыт. Вероятно, он решил сначала сходить на разведку…

Шаги постепенно стихли. Я продолжала ждать, навострив уши. Тишина, лишь пыль шуршала в пещере да мул нетерпеливо переступал копытами в своем углу. Должно быть, Ангелос вообще вышел из впадины поглядеть, не идет ли Димитриос.

Было ясно одно: Ангелос продолжал думать, что Саймон потерял интерес к этому месту, а посему этот человек в отдаленной части Парнаса ощущал себя в полной безопасности, будто пребывал в лунных горах.

А Саймон?.. Саймон тоже.

Выскочив из укрытия, я ринулась вперед через пещеру. Было темно, но мне свет и не требовался. Тело мое двигалось само по себе; словно лунатик, словно во сне, чисто инстинктивно я огибала все препятствия. И сознание… Никакого осознанного плана у меня не было, ни единой связной мысли — меня вело какое-то внутреннее чутье… вон из пещеры… к Саймону… Где-то в подсознании брезжило: Димитриос возвращается, и Саймон… надо предупредить Саймона, что его ждет не какой-то там жалкий бедолага, а двое убийц… надо сообщить Саймону что-то важное… но что более важно, надо немедленно выбраться из тьмы, из этой душной каменной тюрьмы к благословенному свету…

Солнце полыхнуло и вонзилось в меня, словно топор. Закрыв глаза рукой, я отшатнулась. И, ослепнув, поплыла в море света. Другую руку я выставила вперед и наткнулась на что-то мягкое и теплое — оно шевелилось. В панике я отскочила в сторону, но тут же поняла, что это мул. Он жевал траву; на секунду оторвавшись от своего занятия, он посмотрел на меня одним глазом, а затем вновь захрумкал травой. Запах аммиака от его шкуры моментально напомнил мне Нико. Пробравшись мимо мула, я выскочила во впадину.