Степень разногласий кубанских политиков показывало то, что регион не смог достигнуть соглашения о единой делегации. Л. Л. Быч начал формировать делегацию, еще будучи председателем правительства. Но как только этот пост занял Сушков, федералисты утратили доверие к правительству, так что Рада решила послать свою собственную делегацию. Правительство отправило двух черноморских казаков, Л. Л. Быча и А. А. Намитокова, и двух линейцев, сторонников автономии, Н. С. Долгополова и Д. А. Филимонова, родственника атамана. Делегация Рады состояла из девяти человек, и преобладали в ней федералисты. Примечательно, что главой обеих делегаций был Быч. Было несложно предвидеть конфликты.

Долгополов и Филимонов хотели сотрудничать в Париже с дипломатами России, особенно с С. Д. Сазоновым, главой представительства Добровольческой армии. Федералисты, напротив, надеялись получить поддержку своего дела в Европе и осуждали именно тех людей, с которыми другие члены их делегации хотели сотрудничать. Долгополов оказался так разочарован, что подал в отставку, что сделало точку зрения федералистов практически неоспоримой.

«Дипломаты» Кубани едва ли произвели впечатление в Париже; влиятельные государственные деятели западного мира были слишком заняты, чтобы интересоваться этим делом. Поскольку Быч не смог даже встретиться с теми немногими, которые, как они думали, решают судьбу мира, он составил меморандум для них. Этот меморандум представлял короткую и тенденциозно освещенную историю антибольшевистского движения на Кубани. Добровольческая армия в нем не упоминалась, зато создавалось впечатление, что казаки в одиночку освобождают свой край от большевиков. Хотя он подчеркивал демократическую природу политики Кубани и осуждал «угрозу от правых», на этих восьми страницах ни разу не появилось слово иногородние.

Агенты Добровольческой армии в Париже сообщали в генеральный штаб о поведении Быча и его товарищей. Донесения приводили генералов в ярость, но те ничего не могли поделать, что еще больше усиливало их обеспокоенность.

Напряженность между генеральным штабом и федералистами усугубили два неприятных инцидента. 21 мая два вооруженных человека ворвались в апартаменты П. Л. Макаренко, одного из лидеров антидобровольческой фракции Рады. Они устроили обыск, но позднее извинились и сказали, что ищут другие апартаменты в том же здании. Это довольно абсурдное извинение не удовлетворило Раду, которая распорядилась расследовать инцидент. Оппозиция Рады сочла этот обыск оскорбительным, и ее ожесточенность против Добровольческой армии еще больше усилилась.

Второй инцидент имел более серьезные последствия. 27 июня Н. С. Рябовол, наряду с Бычем бывший наиболее влиятельным и непримиримым лидером черноморских казаков, председатель Рады, был убит. Он в тот момент находился в Ростове, возглавляя делегацию Кубани на конференции казацких войск. Убийце удалось скрыться, и его личность до сего момента остается тайной. Нет причин считать, что главнокомандование каким-то образом причастно к совершению этого убийства. Возможно, убийцей был российский офицер, действовавший по собственной инициативе, один из тех, кому взгляды Рябовола были отвратительны.

Рябовол, ярый противник Добровольческой армии, причинил ей больше всего вреда своей смертью. Убийство имело огромное влияние на политику Кубани и дало повод для оргии антирусской риторики. Получив эту новость, Рада провела истерическое заседание. Она решила организовать траурную церемонию в память преданного мученической смерти лидера в каждом казацком поселении и воинской части и распорядилась о трехдневном трауре; затем она потребовала депортации всех агентов ОСВАГа с Кубани и закрыла все газеты, которые ранее выступали против политики Рябовола. (Если издателем был казак, его должны были призвать в армию, а если не казак, его должны были подвергнуть высылке.) Предвидя вооруженные стычки с Добровольческой армией, Рада приказала передать командование гарнизоном в Екатеринодаре «надежным» людям. Декларация включала следующее заявление: «Ни монархистам, ни большевикам не удалось устрашить Рябовола. Им не удалось подорвать веру людей в него, и поэтому они предательски убили его». Это обвинение недвусмысленно указывало на Добровольческую армию.

Рябовол был похоронен 30 июня. 1 и 2 июля в его память прошли специальные заседания краевой и законодательной Рады. Ораторы клеймили все особенности политики Добровольческой армии. Один депутат, Водопинов, потребовал организации армии, сформированной исключительно из казаков, для противостояния ненавистному Особому совещанию. Еще один депутат, Корбин, обвинил армию в реакционности, указав, что все важные административные должности отданы тем, кто ранее служил царю, и выступал за антидобровольческий альянс с республиками Закавказья.

Ситуация грозила выйти из-под контроля. Казаки напали на нескольких российских офицеров и убили их. Казалось, вот-вот начнется новая и разрушительная гражданская война. Деникин мудро решил не реагировать на провокации и, вместо того чтобы отправить карательные батальоны, приказал использовать в сельском хозяйстве Кубани военнопленных. Кубанское правительство также вело себя примиренчески. Оно закрыло газету, которая оскорбляла генеральный штаб словами о том, что в схватках участвуют только казаки, тогда как русские остаются в стороне и получают непыльные должности при штабе. Однако память о тех июльских днях не исчезла. Когда придет день расплаты, она будет жестокой.

На протяжении большей части Гражданской войны Дон был полем боя. В отличие от кубанских казаков, которые жили в относительной безопасности, лидеры Дона знали, что разрыв с Добровольческой армией будет значить немедленную оккупацию неприятелем, и, соответственно, умеряли свою враждебность и требования. Также, возможно потому, что донские казаки и российские офицеры не стали полностью взаимозависимыми, отношения армии с Доном были не настолько бурными, как с Кубанью.

Например, Дон сохранил собственную армию. Хотя эта договоренность уничтожила источник конфликта, она обладала многочисленными недостатками. Деникину приходилось вести переговоры насчет ключевых стратегических решений со своими подчиненными, и даже так он не мог быть уверен, что его приказы будут выполняться. Казаки не хотели покидать границы войска, что часто затрудняло Деникину отправление подкреплений на участки фронтов, которые больше всего в этом нуждались. Например, Мамонтов в ходе своего знаменитого рейда не подчинялся приказам, а высшее командование в Таганроге даже не знало о его передвижениях; по этой причине белые не могли получить преимущества от огромного переполоха, созданного атакой Мамонтова на советскую территорию.

Политическая ориентация большинства донских казаков не слишком противоречила взглядам российских генералов. 19 февраля 1919 года круг выбрал атаманом А. П. Богаевского. Он принимал участие в Ледяном походе и был близким другом многих лидеров Добровольческой армии. Он разделял идею объединенной и могущественной России, и пока он был у власти, Деникину не приходилось бояться влияния сепаратистов и федералистов. Хотя в соответствии с соглашением от января 1919 года у атамана было право назначить командира Донской армии, Богаевский в первую очередь посоветовался с Деникиным. Он выбрал генерала Сидорина, лидера антикрасновской фракции, а начальником штаба — либерала генерала Кельчевского.