Свист, сопровождаемый завываниями, усиливался вместе с громом. Теперь он стал оглушающе пронзительным, превратился в колеблющийся электронный звук.

— Что это? — вскрикнула Сэнди.

Между тем непрерывный рев стал таким громким и мощным, что начали сотрясаться даже стены кафе.

На столе, за которым только что сидел Корвейсис, упал и раскололся стакан с пивом, остатки жидкости пролились на столешницу.

Нед посмотрел на столик рядом с собой и увидел, что все предметы — бутылочка с кетчупом, горчичница, солонка, перечница, пепельница, стаканы, тарелки, приборы — подпрыгивают, звякают, стукаясь друг о друга, двигаются туда-сюда. Упал стакан для пива, потом другой, следом бутылочка с кетчупом.

Нед и остальные с широко раскрытыми глазами поворачивались в одну сторону, в другую, словно предчувствуя неизбежную материализацию некоей демонической силы.

По всему залу со столов начали падать предметы. Часы с логотипом «Курс» сорвались со стены и разбились.

Именно так все и происходило в тот июльский вечер — Нед помнил это. Но что произошло потом, вспомнить не мог.

— Прекратить! — прокричал Эрни с убежденностью и властностью офицера-морпеха, привыкшего, что ему подчиняются без возражений.

«Землетрясение?» — подумал Нед. Но землетрясение не объясняло электронного визга, сопровождавшего гром.

Стулья поехали по полу, стукаясь друг о друга. Один из них наскочил на Корвейсиса, и писатель в страхе отпрыгнул.

Нед чувствовал, как сотрясается пол.

Громоподобный рокот и истошный визг достигли такой силы, что барабанные перепонки грозили лопнуть, и тут — с резким звуком взорвавшейся бомбы — большие фасадные окна взорвались. Фей вскрикнула и закрыла лицо руками, Эрни отшатнулся и чуть не упал на стул. Сэнди уткнулась лицом в грудь Неда.

Взорвавшееся стекло могло сильно порезать всех, но опущенные жалюзи послужили щитом для людей. Тем не менее сила взрыва приподняла жалюзи (так порыв ветра приподнимает занавеску на открытом окне), и часть осколков полетела внутрь. Куски стекла посыпались на Неда, упали на пол рядом с ним.

Тишина. После взрыва, разбившего окна, наступила полная тишина, нарушаемая только звоном последних маленьких осколков, по одному выпадавших из рам.

Позапрошлым летом, в тот июльский пятничный вечер, случилось много чего, не только это — но Нед не мог вспомнить, что именно. Сегодня таинственная драма явно не собиралась развиваться дальше. Все закончилось.

Кусок стекла слегка поранил щеку Доминика, и она кровоточила, но не сильнее, чем от пореза бритвой. Лоб Эрни и рука с тыльной стороны тоже были поцарапаны осколками.

Убедившись, что Сэнди цела, Нед неохотно оставил ее, бросился к выходу, вышел в темноту в поисках причины непонятного шума и разрушения, но нашел только глубокое, темное, торжественное молчание долин. Ни дыма, ни почерневших обломков, которые указывали бы на источник взрыва. У подножия холма, на котором стояли мотель и гриль-кафе, по федеральной трассе, на большом расстоянии друг от друга, ехали легковушки, грузовики. Из мотеля вышли несколько напуганных шумом постояльцев в ночном белье. Небо было усыпано звездами. Холод пробирал до костей, но погода стояла безветренная, если не считать легкого дуновения, похожего на ледяное дыхание смерти. Ничто здесь не могло вызвать грома, сотрясения или взрыва окон.

Ошеломленный, Доминик Корвейсис вышел из кафе:

— Что за черт?

— Я надеялся, вы скажете, — ответил Нед.

— То же самое случилось и позапрошлым летом.

— Я знаю.

— Но это только начало. Черт побери, я не помню, что произошло после того, как вылетели окна.

— Я тоже не помню, — сказал Нед.

Корвейсис повернул руки ладонями вверх и протянул в сторону Неда. В голубом свете вывески на крыше кафе Нед увидел на ладонях писателя воспаленные кольца. Из-за неонового сияния Нед не мог определить их точного цвета. Но, судя по тому, что Корвейсис говорил раньше, Нед знал: они должны быть насыщенно-красными.

— Какого черта? — снова сказал Корвейсис.

Сэнди стояла в открытых дверях кафе, флуоресцирующее сияние в зале освещало ее сзади. Нед подошел, обнял ее, почувствовал, как дрожь снова и снова проходит по ее телу, но не сознавал, как сильно трясет его самого, пока она не сказала:

— Ты дрожишь как осиновый лист.

Жуткий страх охватил Неда Сарвера. Он почувствовал, остро, как ясновидец, что они участвуют в невероятно важных и невообразимо опасных событиях, и все это почти наверняка закончится смертью кого-то из них, если не всех. Природа наделила его способностью исправлять как неживые предметы, так и людей, и он был чертовски хорошим ремонтником. Но на сей раз ему противостояла сила, с которой он не мог совладать. Что, если Сэнди умрет? Он гордился своими талантами, но даже самый талантливый ремонтник не может вернуть к жизни то, что мертво.

Впервые после их знакомства в Тусоне Нед чувствовал свое бессилие — он никак не мог защитить жену.

На горизонте появилась луна.

Воздух — густой, как расплавленная сталь.

Доминик в своем кошмаре не мог набрать в легкие воздуха. На него обрушилось колоссальное давление. Он задыхался. Он умирал.

Он почти ничего не видел, перед глазами стоял туман. К нему подошли двое в белых защитных костюмах из винила и в шлемах с темными лицевыми щитками, вроде тех, что носят астронавты. Один стоял справа от Доминика, лихорадочно отключая капельницу и вытаскивая иглу из его руки. Другой, слева от него, сыпал проклятиями в адрес кардиологических данных на экране электрокардиографа. Кто-то из них расстегнул ремни и отсоединил электроды, соединявшие Доминика с ЭКГ, второй приподнял его и усадил в кровати. Они прижали стакан к губам Доминика, но тот не мог пить, и тогда они запрокинули его голову, насильно открыли рот и влили в горло какую-то вонючую дрянь.

Оба переговаривались посредством раций, встроенных в шлемы, но при этом наклонялись над Домиником, и он довольно отчетливо слышал их голоса даже через темные щитки. Один поинтересовался:

— Сколько задержанных отравлены?

Другой ответил:

— Никто толком не знает. Похоже, около дюжины.

— Но кому понадобилось их травить? — спросил первый.

— Догадайся с одного раза, — сказал второй.

— Полковник Фалкерк. Этот долбаный полковник Фалкерк, — проговорил первый.

— Но мы никогда не сможем это доказать, никогда не прищучим ублюдка, — сказал второй.

Другая сцена, встык с первой. Ванная в мотеле. Эти же двое удерживают Доминика на ногах, тыча его головой в раковину. Теперь он понимает, что́ именно они ему говорят. Все больше волнуясь, они обращаются к нему, требуют, настаивают, пытаются вызвать у него рвоту. Долбаный полковник Фалкерк отравил его, а эти двое напоили отвратительным на вкус рвотным средством, и теперь он должен очиститься от яда, который его убивает. Но хотя он чувствовал тошноту, его все не рвало. Он тужился, рыгал, в животе бурлило, пот катился с него, как расплавленный жир с курицы на открытом огне, но он никак не мог избавиться от яда.