заплатить, потому что у нас больше не было дохода. Отцу угрожали тюрьмой – если он не согласится сотрудничать с оккупантами как информатор. Он отказался. Нет. Куда вы увезли моего сына? Затем они отвели меня в сторону и сказали, что если я соглашусь информировать их, то они дадут визу Сами. Я отказалась. Нет. Где мой брат? Они сказали, что моя семья занесена в список. Спасибо за награду, ответила я.

* * *

Адвокат пообещала нашему другу найти Джибриля. Она даже сказала, что сделает это бесплатно. Она работала в правозащитной организации. А тем временем в университете Торонто уже начался семестр.

* * *

Я сидела в пустом кафе Азиза и разговаривала с Сами по телефону. Рассказала, что свадебное платье готово. Мы обсудили имена для наших детей. Он умолял меня приехать, пока меня не посадили. И прочитал стихотворение Халиля Джебрана.

Когда любовь манит, следуй за ней,

Пусть даже пути ее трудны и круты.

И когда она говорит с тобой, верь в нее,

Пусть даже голос ее разрушает твои мечты,

Когда северный ветер опустошает сад.

Затем мы сидели у нашего друга и говорили по телефону с адвокатом. Она действительно узнала, где находится Джибриль. В первой тюрьме – в Рамле – они его лечили, во второй – в Иерусалиме – допрашивали и, наконец, перевели в Наблус.

Адвокат смогла назначить для нас свидание. Наконец-то.

Папа поблагодарил ее. На иврите.

* * *

Мы поехали в Наблус на маршрутном такси, папа и я. Он надел свой хороший костюм, несмотря на зной. В городе пахло слезоточивым газом и жженой резиной. Атмосфера была напряженной. Колючая проволока, бетонные блоки, железные вышки, похожие на гигантских насекомых. Подъезжая к блокпосту, водитель бормотал суру из Корана. Солдаты приказали нам выйти, забрали наши документы и обыскали нас. Одного пассажира завели в джип с зарешеченными окнами, остальным разрешили ехать дальше.

Тюрьма была грозным сооружением времен Османской империи, позже использовалась британской, затем иорданской, а теперь израильской армией. Вокруг забор из колючей проволоки и сторожевые вышки. Скоро они покроют ими всю страну, подумала я. Почему вы так боитесь нас? У вас есть танки и самолеты. Это мы должны бояться вас.

Чужие руки ощупывали наши тела. Зарешеченные проходы, как будто мы животные в клетке. Автоматы в руках охранников, презрение на их лицах. У меня отобрали книгу. Я хотела передать Джибрилю книгу стихов Махмуда Дарвиша. Хлеб и кофе наших матерей. Другие посетители помогли мне поднять папу в коляске по лестнице. Затем мы вошли в длинную узкую комнату с зарешеченными окошками вдоль одной стороны. За окошками сидели заключенные. Джибриль оказался за последним. Бледный, измученный. На лбу и запястьях ссадины. Папа разволновался. Возблагодарив Господа за то, что Джибриль жив, он просунул пальцы между прутьями решетки, дотронулся до рук Джибриля. Я едва сдерживала слезы.

– Руки прочь! – рявкнул охранник за спиной.

Я села на ржавый стул.

– Как дела, милый?

– Не волнуйтесь за меня.

– Мы вытащим тебя, – сказал папа. – У нас есть адвокат!

Лицо Джибриля ничего не выражало. Я не хотела думать о том, что они с ним делали.

– Как бабушка?

– Хорошо, хвала Господу.

– Да благословит Господь ее руки.

Я не могла на это смотреть. Джибриль за решеткой, заперт как преступник. Отец спросил, в чем его обвиняют и когда состоится суд. Джибриль лишь коротко рассмеялся.

– Поедешь учиться в следующем году.

– Я не выберусь отсюда, папа.

– В чем они тебя обвиняют? Солдаты должны стоять перед судом, а не ты! Они пришли к нам с оружием! Ты поступил как мужчина!

– Я стрелял в солдата.

– И что? Если бы молодой человек пришел с миром, мы бы продали ему баклаву.

– Ах, папа. Здесь нет справедливости.

– Я дойду до Леви Эшколя, – сказал отец. – Ты поедешь в Канаду и получишь диплом!

Но Джибриль лишь покачал головой. Он наклонился к решетке:

– Папа! Послушай. У нас мало времени. Ты должен изменить план. Пусть Амаль учится.

Мы онемели.

– Ни за что, Джибриль, – сказала я. – Ты не должен сдаваться! Иначе все было напрасно.

– Амаль выйдет замуж, – сказал папа, – и у нее будут дети.

– Я в тюрьме, а Амаль на кухне? Разве ты сам не говорил, что нашему народу нужны люди с мозгами? Посмотри на Сопротивление: там все – врачи, инженеры, учителя.

– Но это я говорил тебе, мой сын! Чтобы однажды у тебя была жизнь лучше моей.

– Когда я выйду отсюда, иншаллах, то буду работать с тобой в магазине. Из Амаль получится хороший врач, правда?

Я была тронута, но не могла согласиться. Джибриль посмотрел на меня и прошептал:

– Ну ты же меня понимаешь? Мы покажем им, что они не смогут нас сломить. Если меня посадят, значит, учиться будешь ты. Вместо каждого, кого они убивают, придет другой. Нас много. В этом наша сила.

– Нет! – сказал отец.

Джибриль все смотрел мне в глаза:

– Сделай это для Башара.

Я ощутила озноб. Как будто Башар внезапно оказался рядом. Наш старший брат, в тени которого мы жили со времен Лидды. Даже папа молчал.

Наше время истекло.

– Да пребудет с вами Господь, – сказал Джибриль.

Я встала. Положила ладонь на решетку. Джибриль прижал к ней свою.

– Я вытащу тебя, – прошептала я. – Обещаю.

* * *

На обратном пути отец не произнес ни слова. О грязную решетку между нами и Джибрилем разбилась мечта. О том, как его сын возвращается домой с дипломом. Я взяла его за руку:

– Я останусь с тобой, папа.

Он крепко сжал мои пальцы, неотрывно глядя в окно. Мимо проплывали оливковые деревья. Разве мог он отказать желанию Джибриля? Если бы он сказал «нет», то лишил бы сына надежды, которая нужна ему, чтобы выжить. А я? Я была воплощением этой надежды. Как мое имя. Мактуб, говорим мы по-арабски, так предначертано.

Буду ли я счастлива, если он отправит меня за границу? Это тяжелое бремя ответственности. Если я буду учиться, то сделаю это для всех. Для нашей разбитой семьи. Для нашего униженного народа. Мне нельзя потерпеть неудачу. А когда я вернусь, мне придется зарабатывать на хлеб.

Потом я подумала о Сами. Я любила его.

* * *

Бабушка обняла меня и сказала, что нам всем приходится чем-то жертвовать. Она была бы счастлива, если бы я училась, однако уже слишком поздно. После учебы мне будет слишком много лет, чтобы пускать корни, – под этим она подразумевала «создавать семью». И вообще, учеба стоит немало денег. Кто будет платить