Бал-маскарад. Газета «Ямато симбун» (23 апреля 1887 г.)

Токутоми Сохо

Быстрая модернизация меняла строй жизни и ее формы. Она привела к разрыву между поколениями. В этом году оппозиционный журналист и политик Одзаки Юкио (1858–1954) в своем трактате «О молодежи» написал, что старые люди не представляют для нового общества никакой ценности, поскольку они уже не способны понять западную цивилизацию. Эти революционные идеи разделяли многие.

Чуть раньше Токутоми Сохо, который к этому времени успел креститься во время обучения в протестантском колледже Досися в Киото, опубликовал брошюру такого же скандального содержания. В ней он говорил, что злейшими врагами молодого человека могут оказаться пожилые люди, которых он всегда любил и уважал. Заодно со стариками Сохо объявлял анахронизмом и всю японскую культуру. В нынешней Японии его не устраивало ничего. Ничего, за исключением. географии и климата. Он говорил о благоприятном климате и богатстве почв. Больше всего его радовало островное положение страны. Видя в этом сходство с Англией, он предрекал Японии выдающееся место в качестве торгового перекрестка на Дальнем Востоке[181].

В этом году Токутоми Сохо основал общество «Минъюся» («Друзья народа») и приступил к изданию журнала «Кокумин-то томо» («Друг народа»), который выходил с английским подзаголовком «The Nation’s Friend». Токутоми Сохо выступал против роста военных расходов и за интернационализм, за равенство полов и повышение уровня жизни. Идеи о неспособности стариков обеспечить тотальную вестернизацию также получили на страницах журнала самое радикальное выражение. Он издавался огромным по тем временам тиражом в 10 тысяч экземпляров. Из ежемесячника он быстро превратился в еженедельник.

В токугавской Японии никто и никогда не посмел бы сделать такие заявления – старики считались носителями мудрости и знаний, которые молодежи только еще предстоит усвоить. Однако теперь школы и родители учили разным ценностям, многие юноши и девушки теряли ориентацию, количество психических расстройств и самоубийств резко увеличилось. Преобразования первых годов Мэйдзи создали опасность, которую несет в себе любая революция – раскол общества. К этому времени правительству удалось справиться с классово-сословным разладом. Теперь в повестку дня встал раскол между поколениями. Теперь следовало заняться преодолением разрыва времен. Политическая пропасть между сёгунатом и новым режимом все еще казалась непреодолимой, поиски следовало вести в другом, более «культурном» направлении.

Токутоми Сохо полагал, что культура Японии не содержит ничего такого, что могло бы пригодиться в настоящем. Однако ведущие политики уже начали искать в традиционной культуре то, на что могло бы опереться японское общество и государство в эпоху перемен. Из Рокумэйкан подавали знаки: мы должны стать похожими на европейцев. В то же самое время те же самые люди давали понять: похожими на европейцев, но отнюдь не их копиями. С 26 по 29 апреля, то есть всего через несколько дней после злополучного бала в Рокумэйкан, в резиденции министра иностранных дел Иноуэ Каору выступали знаменитые артисты театра Кабуки – Дандзюро, Кикугоро, Садандзи. На представлениях присутствовали и Мэйдзи, и Харуко.

Кабуки – театр национальный, но он всегда считался театром для простонародья, аристократы никогда его представления не посещали. Выступление артистов перед первыми лицами страны свидетельствовало о важных сдвигах в сознании элиты. Наблюдая за демократическим театром, она сигнализировала о своей близости к «народу». Театр Кабуки и его артисты получали повышение в статусе и становились частью общенациональной традиции. Традиционный театр обеспечивал связь времен. В скором времени в культурную программу, предлагаемую знатным иностранцам, одним из главных пунктов войдет именно театр Кабуки.

Мэйдзи и Харуко на спектакле артистов Кабуки

Национальный театр – вещь весьма выигрышная, конкуренты здесь отсутствуют, японский театр Кабуки – лучший в своем жанре, поскольку нигде в мире ничего подобного не существует. Власть призывала японцев гордиться национальной культурой. Повышение статуса Кабуки означало повышение статуса всей японской культуры. Членами основанного в прошлом году «Общества по улучшению Кабуки» были Иноуэ Каору, Ито Хиробуми, известные профессора, общественные деятели. Возрастающая театрализация жизни элиты приводила к тому, что «зрелищное искусство» становилось все более престижным. Через два года в Токио было построено новое каменное здание театра Кабуки. Все большую популярность приобретали и сказители (нанивабуси). Их баллады исполнялись под аккомпанемент сямисэна (трехструнный щипковый инструмент). Они были основаны на средневековом эпосе, несли в себе ценности и мораль самураев[182]. «Самураизация» японского общества набирала обороты.

Несмотря на все усилия японцев встать в один ряд с европейцами, в Европе они все равно считались «азиатами» и людьми «второго сорта», чему находились все новые и новые подтверждения. В июне этого года принц Акихито присутствовал на празднествах, посвященных пятидесятилетию правления королевы Виктории. Ему предоставили худшую гостиницу, чем европейским гостям. Устроители забыли внести его имя в число приглашенных. Ему не предоставили транспорта, и он был вынужден нанимать кэб для поездки в Вестминстерское аббатство. Его посадили рядом с представителями королевских фамилий из Сиама и Гавайев, а не среди европейской знати.

Здание театра Кабуки.

Здание было европейским, спектакли – японскими

В переписке с европейскими монархами Мэйдзи теперь называл их своими братьями. Даже не будучи связанным с ними кровными узами, он считал необходимым соблюдать траур в случае смерти кого бы то ни было из членов семей европейских монархов. Ввиду огромного числа «братьев» и «сестер» траур при дворе Мэйдзи объявлялся часто. Но европейские монархи если и считали Мэйдзи братом, то только младшим.

16 сентября с поста министра иностранных дел был уволен Иноуэ Каору. Многие считали его чересчур прозападным человеком. Своей основной целью Иноуэ считал пересмотр неравноправных договоров. Чтобы добиться этого, он шел на немыслимые уступки. Во время очередного заседания комиссии по пересмотру договоров он «договорился» до того, что следует открыть всю страну для свободного передвижения иноземцев и принять законодательство, которое полностью соответствовало бы нормам западного. При этом японские законы будут переведены на английский язык и эти переводы будут считаться оригиналом текста, а судить иностранцев в японских судах станут иностранные судьи. Это было уже чересчур: министру иностранных дел указали на дверь, поскольку реализация его предложений была бы сильнейшим ударом по национальному престижу. Вопрос о пересмотре договоров снова отложили на неопределенное время.