Бесшумно ступая по устилавшим пол шатра пестрым коврам, вывезенным с Кипра, он миновал одну за другой две полотняные завесы и только тогда, уже не опасаясь разбудить супругу, сипло воззвал:

— Толуорт, воды! Где тебя дьявол носит, горькая твоя башка!

— Это у вас башка нынче горькая, милорд! — отозвался голос веселого уроженца Кентербери.

Он тотчас возник откуда-то — уже с полной лоханью, полотенцами и своими веснушками, делавшими его лицо похожим на перепелиное яйцо.

— Поговори мне еще, шорник,[125] — буркнул король.

Голова раскалывалась от похмелья, а еще от дыма костров, который проникал даже сквозь плотную ткань его шатра. Ричард любил простор, но здесь приходилось ютиться в такой тесноте, что он только диву давался, как это после вчерашних празднеств не выгорела половина палаток в его лагере.

Окунув голову в лохань, Ричард подержал ее несколько мгновений под водой — ощущение было не из приятных, зато мысли побежали быстрее.

— Ну, где же полотенце? — король протянул руку к застывшему в двух шагах приближенному. На его рубаху с длинных волос стекали струи воды.

— Вы забыли сказать: сэр шорник! — с заносчивым видом отозвался тот, не двигаясь с места.

Ричард расхохотался.

Он крепко привязался к этому сообразительному и шустрому горожанину. Сын шорника, Толуорт столь ретиво откликнулся на призыв короля к крестовому походу, что навербовал в Кентербери целый отряд будущих крестоносцев. А позже, в Мессине, еще раз отличился, заслонив короля собой от взбунтовавшихся сицилийцев, за что Ричард посвятил его в рыцари. После боевых действий на Кипре он окончательно приблизил к себе вчерашнего простолюдина — ему пришелся по душе этот толковый и веселый кентербериец.

Еще вчера решив лично изучить диспозицию вокруг Акры, Ричард приказал Толуорту приготовить ему одеяние, в котором английского короля было бы невозможно узнать. Поэтому вместо посеребренной кольчуги и шлема, увенчанного короной, Ричард облачился в простой акетон, а голову обмотал куском светлого полотна наподобие тюрбана. Примерно так же выглядел поджидавший его племянник, молодой Генрих Шампанский — Ричард решил использовать его в качестве проводника, ибо тот хорошо знал и сам лагерь, и его окрестности.

Именно Генрих посоветовал Ричарду соорудить тюрбан, дабы уберечь темя от адской жары. Теперь молодой граф терпеливо ждал, пока король отдаст последние распоряжения Толуорту по поводу уже с утра явившихся к английскому королю просителей.

— Пусть изложат свои просьбы и жалобы Беренгарии, — велел Ричард. — Пора моей супруге почувствовать себя королевой. Если возникнут затруднения — ей поможет Пиона.

Едва они вышли из-под навеса, их обдало раскаленным воздухом. Солнце слепило глаза, дышать было нечем.

— Бог ты мой! Генрих, как ты умудрился выжить в этом пекле? — дивился Ричард, пока они спускались по каменистой запыленной тропе к главному лагерю.

— С Божьей помощью, — усмехнулся молодой граф, но не стал уточнять, в чем она заключалась.

Но вскоре Ричард и думать забыл о жаре и духоте. Он смотрел, изучал, запоминал, сопоставлял.

Огромный город-крепость Акра золотистой громадой возвышался на морском побережье. Он был красив, несмотря на потеки смолы на стенах из светлого камня и разрушения от ядер осадных машин. Акра располагалась на просторном мысу треугольной формы, далеко выступающем в море. Со стороны суши ее защищали могучие стены и оборонительные башни, самой высокой и мощной из которых была та, которую крестоносцы прозвали Проклятой. Не ней было немало отметин, причиненных обстрелом, и тем не менее она производила впечатление неприступной. Прямо напротив башни располагались главные осадные машины — как действующие, так и строящиеся. Там по-прежнему шла работа: стучали топоры, с помощью блоков мастера поднимали и устанавливали на место толстые брусья новой штурмовой башни.

Ричард, оглядев все это, произнес лишь одно слово: глупость.

— О чем вы, государь? — недоуменно переспросил Генрих Шампанский.

— Обо всем. Смотри, строители осадных башен трудятся полуголыми. А если случится вылазка сарацин? Сколько времени им понадобится, чтобы облачиться в доспехи? Сколько падет от стрел, не имея защиты?

— Но ведь жара, ваше величество!

— Тсс-с! Пока мы тут околачиваемся, зови меня просто Диком.[126]

Генрих по-мальчишески рассмеялся и для убедительности, зная, что в эту минуту славный малый по имени Дик не обидится, попытался подставить ему подножку… но тут же сам едва не полетел в канаву — с такой ловкостью отбросил его ногу король.

Ричард Львиное Сердце обычно прост и приветлив, но злоупотреблять его простотой и добродушием не стоило — всегда следовало помнить, что имеешь дело со Львом. Поэтому граф оставил шутки и принялся подробнейшим образом отвечать на вопросы, которыми его засыпал король. Где расположена резиденция Саладина? — спрашивал Ричард, и Генрих указывал на желтые знамена, развевавшиеся на вершине Кизанского холма, покрытого зарослями мастикового дерева и можжевельников, откуда хорошо просматривалась вся окрестная равнина. Однако главная ставка султана находится в другом месте: на высокой горе, которую сарацины называют Каруба. Есть и еще одна — на горе за заливом, ближе к Хайфе. Ричард мрачнел, задумывался: крестоносцы, собравшие небывалое по численности в истории крестовых походов войско, ютятся на пятачке под стенами города и еще не отвоевали ни пяди земли, на которой так вольготно чувствует себя Саладин.

Затем король обратился к графу с просьбой пояснить, как располагаются войска султанских эмиров.

В течение года, проведенного в Святой земле, Генрих Шампанский прекрасно изучил обстановку вокруг Акры и мог с мельчайшими подробностями указать места лагерей племянника Саладина Таки ад-Дина, эмира Мосульского, военачальника Аз-Захира, брата султана Малика аль-Адиля, Асад ад-Дина и старшего сына Саладина принца аль-Афдала.

— Как это ты умудрился запомнить такое множество басурманских имен? — расхохотался Ричард и тут же перешел к диспозиции христианского лагеря.

Самый крупный и многолюдный стан здесь принадлежал Филиппу Французскому: издали был виден его большой голубой шатер с королевскими лилиями, там же громоздились огромные осадные орудия. Союзник Филиппа Конрад Монферратский располагался неподалеку от ставки самого Ричарда, рядом с лагерем тамплиеров. В ответ на замечание Ричарда, что палатки в стане Конрада весьма немногочисленны, граф Генрих пояснил, что под Акрой вместе с Конрадом лишь незначительная часть его сил — основное воинство маркиза находится в Тире. Однако под началом Конрада находятся остатки армии покойного императора Фридриха Барбароссы. Там же резиденция его родича — герцога Леопольда Австрийского. Но несмотря на то, что флаг, развевающийся над ней — белый с большим черным орлом, — самый большой в лагере осаждающих, людей там совсем мало.