Дамы потерпят, а Йен… я поймала его, когда он пробегал мимо. Просто поймала. Не предчувствие, скорее душевный порыв, он засмеялся и попытался вывернуться из объятий.

— Не отпущу…

Помню, что Друг остановился у стены и зарычал.

И Магнус дернулся на рык… а потом меня вдруг опрокинуло в колодец.

Грохот. Камни, которые сыплются сверху. Отчетливый запах пороха.

…Кайя!

Второй взрыв был сильнее первого.

Я только и успела, что увидеть, как трещина ползет по каменной стене и медленно, словно в застывшем времени, старая кладка отделяется от базальтовой подложки.

Прижать Йена к себе, он пытался оттолкнуть меня, кричал от боли, но я сильнее.

Прости, родной, так надо.

Каменная лавина накрыла нас.

Стало темно. Душно. И больно, к счастью, ненадолго.

…изаизаиза…

Стучит в висках. Зовут. Кто и когда? Зачем так громко? Не хочу. Пусть замолчат. Но зов бьется в голове, мешая возвратиться в тишину. Окончательно я очнулась от громкого детского плача. Надрывного. Долгого. До икоты.

— Тише, Настюха…

…Йен.

Со мной Йен. Настя далеко. В безопасности. А Йен здесь, рядом и плачет. Значит, жив. И скоро нас вытащат… я помню взрыв. И падение. Темно. Снизу — камни впились в тело. Сверху давит и жарко, словно свинцовым одеялом накрыли. Значит, мы все еще колодце и… и все будет хорошо.

…Иза…

Это уже не крик — вой, в котором я с трудом узнаю собственное имя.

— Все будет хорошо, — язык не слушается, губы тоже. Голос — что змеиное сипение.

Тело болит, и даже не знаю, в какой его части сильнее.

…Кайя…

Тишина. Осторожная. Недоверчивая. Сколько он уже зовет? Долго, наверное… почему мы все еще здесь?

…Иза, ты как?

…мы в колодце… вытащи нас. Пожалуйста!

Я сейчас сама разрыдаюсь.

…знаю. Скоро. Сердце мое, только не шевелись. Все очень ненадежно. Умоляю, только не шевелись.

…Йен плачет.

Я пытаюсь левой рукой ощупать его. Голова цела. Шея. Плечи. Спина. А вот стоило прикоснуться к ноге, он завыл.

…он, кажется, ногу сломал.

…ничего. Нога — это пустяки. Главное, вы живы. Я вас вытащу, сердце мое. Я вытащу вас. А нога заживет. У нас хорошая регенерация. Ты говори со мной, пожалуйста. Не замолкай, ладно?

Его страх горький. Но я буду говорить, потому что мне тоже страшно. Темно. Тесно. Больно. И я хочу выбраться.

…нельзя. Потерпи.

Понимаю. Терплю. Заставляю себя успокоиться. Повторяю вслух, для Йена, что все будет хорошо, что скоро за нами спустятся и…

…Магнус? Остальные?

…дядя жив. Взрыв был сильный, но он жив и выберется. А вот люди, к сожалению, погибли.

…два взрыва. Кайя… они не Магнуса убить хотели. И не меня. Меня не должно было быть. Я пришла… просто пришла посмотреть.

На то, как щенок и ребенок играют в догонялки. И сидят на траве, наблюдая за фокусами, в надежде, что однажды стеклянный шарик выскользнет из цепких пальцев Магнуса. Они бы его поделили.

За что с ними так?

…Иза, я теперь не связан рамками закона. И могу гораздо больше, чем прежде.

…найди их.

Я пытаюсь гладить рыдающего Йена, шепчу что-то нежное, бессмысленное, уговариваю потерпеть… уже недолго. Минутка и еще одна. Нас ведь вытащат. Его и меня.

Вдвоем.

Время тянется и тянется.

Стены укрепляют раствором. И Йен затихает. Он устал плакать и только икает. Я же, чувствуя, как вздрагивает под рукой это крохотное тельце, молю всех богов, чтобы Йен остался жить.

Помеха? Задача, требующая решения? Нет, это ребенок. Мой ребенок, которого я никому не позволю обидеть.

Взяли их у самой границы. Зачем было идти именно к границе, Меррон не знала, но ей, говоря по правде, было все равно куда. Дар вот определенно имел цель, но упрямо молчал.

Просто шел и шел.

И явно хотел идти быстрее, но сдерживал себя из-за нее.

Вероятно, граница как-то была связана с его приступами, которые случались все чаще, но и о них Дар говорить отказывался. А Меррон боялась спрашивать. Что бы с ним не происходило прежде, это было страшно. Особенно в тот раз у реки, когда он лицом в воду упал и едва не захлебнулся.

Тащить пришлось, а он тяжелый, и бормотал, бормотал что-то… скулить начал.

Пот катился градом.

Глаза и вовсе желтыми сделались, звериными. Он смотрел, но не видел. Зрачки то расползались, заполняя все пространство радужки, то суживались, почти растворялись в желтизне. Сердцебиение ускорилось втрое против нормального, дыхание тоже. А потом из ушей, носа, горла кровь хлынула, темная, черная почти. И Меррон ничего не могла сделать. Сидеть рядом, уговаривать — он слышал ее и затихал ненадолго. Вытирать пот и кровь, которая все никак не останавливалась. Давать воду.

Все закончилось вдруг и сразу. И Меррон от облегчения расплакалась, ну и еще потому, что Дар спокойный такой, как будто бы все нормально. А она женщина! У нее нервы!

И вообще…

Только злиться на него не получалось. Или слишком устала? Сейчас идти приходилось быстро, порой она задыхалась и думала, что еще немного и упадет. Он останавливался, позволяя передохнуть, и снова шел. Зачем? Так надо, чтобы успеть.

Куда успеть?

И для чего? Но нет же, ни слова, точно вновь разучился разговаривать. Невозможный человек! И упертый. Шел-шел. И Меррон за ним, на одном упрямстве. И ведь почти получилось добраться. Уже и река была видна — широкое полотнище воды, чернота леса на том берегу. Сизый дымок, поднимавшийся от камней. Лошади. Палатки. Люди.

Дар приник к земле и, втянул дымный воздух и отпрянул.

— Назад, — приказал шепотом и потянул за собой к зарослям бересклета. А их словно ждали. Меррон не поняла, откуда появились всадники. Секунду назад еще не было, а вот уже рядом, летят, пластаясь на конских спинах, нахлестывают крутые бока. И собак спустили…

Здоровых. Лохматых. Куцехвостых. С обрезанными под корень ушами.

Меррон собак не боялась. До этой минуты.

— Назад, — Дар откинул ее за спину, прижав к высокому осклизлому камню. — Прости.

За что?

Он не справится со всеми… Пригнувшись, Дар зарычал. Утробно так, по-звериному, и псы, захлебывавшиеся лаем, заткнулись.

Остановились.