Он протянул один, и Дар принял. Понюхал. Отдал Меррон.

То есть, персик ей можно?

Меррон очень даже персики любит. Сладкие, с шершавой кожурой и нежной мякотью. Сок вот по подбородку течет. Наверное, смешно со стороны. И плевать… персик-то хорош, вне зависимости от ее манер.

— Но если перейти непосредственно к делу, то… вы направляетесь на встречу с Ллойдом? И мы бы хотели, чтобы эта встреча состоялась.

— Убрать?

— Именно. Видите, как мы замечательно друг друга понимаем. Ваш старший несколько… агрессивно настроен по отношению к Хаоту. И мы полагаем, что его ликвидация поспособствует переходу отношений на новый уровень. Его сын чересчур молод, что до остальных, то… по нашим сведениям, не все желают войны.

Дар не согласится. Он не должен соглашаться.

— Как?

— Маленький подарок… имитирует сильнейший ментальный всплеск. Мюррей делит территорию со взрослым сыном, и много слабее, чем прежде. А вы ведь сейчас крайне нестабильны.

Серебряная цепочка и лиловый камень-клякса на ней. Покачивается, меняет оттенки… нельзя это трогать!

— Несчастный случай? О вмешательстве Хаота не узнают?

— Именно. Протекторов осталось так мало… границы слабы… вам позволят закончить превращение. Возможно, отправят куда-нибудь на задворки мира, но разве это цена? Вы предотвратите войну. Сохраните многие жизни. В частности, этой милой женщины.

Ну вот почему все, кто занимается политикой, норовят убить Меррон?

— Вы ведь не повторите той своей ошибки? Говорят, что разрыв связи ведет к серьезным изменениям психики. Правда?

Дар молчит.

— И что у полноценных протекторов связь в разы сильнее… значит, и последствия куда более чувствительны.

Вот же сволочь жирная.

Подавиться бы ему виноградиной, но вряд ли следует ждать такой удачи.

— Но вот интересно, что будет с вами, если пару изменить? Скажем…

— Я согласен.

Дар надел цепочку, и подвеску спрятал под рубаху.

— Вы же понимаете, что женщина останется у нас? Пусть отдохнет. Выспится… а там видно будет. И еще, амулет сработает на приближение. Мы услышим всплеск.

Им позволили покинуть шатер. И проводили в другой, меньший и не такой роскошный. За тонким пологом осталась охрана, которой хватит, чтобы предотвратить побег.

— Ты… — Меррон замолчала.

Что сказать?

Уходит? Да… снова. И если хватит ума, то утопит амулет в ближайшей канаве.

Должен был бы рассказать о себе и вообще… а должен ли?

Кто они друг другу?

Пара. И если Меррон убьют, ему будет больно, как тогда у реки или еще хуже… Если верить толстяку. Но как ему верить?

— Меррон, — Дар обнял зачем-то. — Я вернусь за тобой. Обязательно. Они тебе не причинят вреда. Я им нужен. Не только сейчас, а вообще… как свой протектор. Ллойд — это чтобы зацепить.

И посадить на поводок до конца жизни. Никто не узнает… этот толстяк будет знать. И те, кто делал амулет, и Меррон тоже. Ей позволили слушать, потому что она — свидетель, которого Дар не уничтожит.

— Не бойся, ничего не бойся…

Постарается. Что ей еще делать-то?

— Дар, а ты… — надо говорить, потому что если замолчит, то и Дар тоже. Отпустит ее. Уйдет. И погибнет. Или еще хуже. — Действительно… протектор?

— Не знаю. Возможно, стану. Или нет. Я тебе потом все объясню. Обещаю.

Главное, чтобы это «потом» наступило.

На первый взгляд, результат очевиден, но самое интересное состоит в том, что он очевиден и на второй взгляд…

Об очевидности неочевидного или тайнах политики.

Кайя ненавидел колодцы.

Он отчетливо помнил тот, из которого не мог выбраться. Гладкие стены, скользкие стены, с вечной испариной каменных рос. И пятно света на недостижимой высоте.

Тогда он сбежал, и теперь колодцы ненавидели Кайя.

Этот дразнил хрупкой кромкой, готовой осыпаться при малейшем прикосновении. Кромку пробили куски железа и ветки дерева, щепа вошла в раствор, расшатывая и без того ненадежные камни. Но на дерево Кайя зла не держал — защитило.

Накрыло ветвями, заслоняя от острых металлических шипов, которые прошили все три стены, охрану и Магнуса. Людям хуже всего: Кайя видел тела, развороченные кирасы, пробитые во многих местах, вросшие железными штырями в плоть. Двое умерли на месте. Двое продержались достаточно, чтобы Кайя забрал их боль и память. А Магнус, скорее всего, выживет.

Повезло.

Это Кайя повторял себе, заставляя оставаться в разуме, хотя то, что внутри, требовало убивать. Немедленно. Всех. Тогда виновные точно будут наказаны. Те, кто в замке, те, кто в городе, те, кто в протекторате. Люди. Из-за них все началось снова.

И продолжится.

Люди глупы. Необучаемы. Не поддаются контролю. Представляют опасность. То, что внутри, предлагало единственный реальный вариант устранения угрозы. Кайя не слушал, повторял про везение.

Повезло, что колодец. И что дерево.

И что живы.

Нельзя спешить. Одно неосторожное движение, и каменная лавина хлынет вниз.

Дождаться мастеров. Поставить подпорки. Спустить сети и тощего паренька с непомерно длинными конечностями. Он неторопливо, словно задавшись целью испытать нервы Кайя на прочность, раскатывал сеть, закрепляя ее тонкими штырями, словно ткань булавками. Потом наносил серый раствор, который замешивали тут же, во дворе, стараясь не слишком пялиться на развороченные стены и вспаханную шрапнелью землю. На тела, лежащие в углу. Воздух провонял порохом и медью.

Паренек же полез на дно колодца.

Кайя хотел его остановить.

— Не дури, — Урфин отливал чернотой, лютой, неестественной, которой прежде в нем не замечалось. — Ты слишком здоровый для этой дыры. И я тоже. Чуть не так повернешься…

Договаривать не стал. Очевидно, но… невыносимо ждать.

То, что внутри, соглашается. Шепчет, что и Урфин ненадежен. Он договорился с Хаотом… рассказал, но… всю ли правду? И не надежней будет ли избавиться от него тоже?

Прямо сейчас, пока он близко и не пытается сбежать.

— Гайяр рвет и мечет, но… — Урфин не спускал взгляда с колодца. И разговаривал только затем, чтобы отвлечь. Наверное, следовало быть благодарным, но у Кайя не выходило.

Напротив, Урфин не понимает, насколько близок к краю.

Кайя сам как колодец, который вот-вот переполнится сточными водами. Затопит всех.

— …у него сын. У тебя — дочь. Удачная партия, особенно, если других наследников не будет…