Диктофон зарядился пусть и не полностью, но достаточно для включения. Вторая запись не заставила себя ждать:

«Очень трудно вспоминать. Будто бы позавчерашний сон: ты вроде бы знаешь, куда двигаться, но все так пространно, что порой, кажется, я попросту сам придумываю, нежели вспоминаю. Это ужасно раздражает, особенно когда убеждал себя последнее время, что все получится и я… Я знаю ее, точно знаю – но не могу вспомнить. Аж чувство вины пробирает до костей, причем именно перед ней, а я, сука, даже не помню уровень связи… Жена, сестра, может быть, мама… И правда, словно сам изобретаю память, что еще хуже и болезненнее. Чем я заслужил такое? Не знаю, может быть, ты знаешь, а может… Вообще, я все чаще думаю, что стоило к тому мужику сходить, помочь, так хотя бы какую-то пользу принес… хоть кому-то. Не знаю, насколько меня хватит еще. Обратного пути уже нет, все потеряно – и лишь вопрос времени, когда… С другой стороны, разве это не дает мне право отомстить? Разве отныне мне есть что терять? Разве я еще смогу…»

Запись не оборвалась: Света слышала его дыхание и чувствовала поникшие эмоции. Он просто молчал, спрятавшись в самом себе. Но вот она закончилась, более там ничего не было. Как и нигде более не найти лекарства, что рождает вполне закономерный вывод: тот, из диктофона, или же кто-то иной уже все забрали, и на первого ставить смысла нет, ибо сам он встретил неудачу так же, как и она сейчас, – не зная, что делать дальше. Света осмотрела по сторонам, еще раз проверила все, что скрывалось за дверью, и только уже отчаялась, как решила сделать программу максимум и порыться в горе мусора у терминалов. Запахи ее уже не волновали: адаптация происходила отлично, так что, раскидав консервы без лишнего вовлечения иных способов восприятия, Света увидела спрятанный в одной из них, лежавшей боком, небольшой металлический контейнер с характерным классическим цветом поверхности. Обычная защелка, а внутри иньектор с единственной капсулой, содержание которой – «штамм 31, результат положительный». Почему он здесь? Почему не использован? Почему…

– Хватит, разве у тебя есть ответы на эти вопросы? Вот именно. Единственный вопрос, который должен быть у тебя в голове, – принять ли лекарство. А что ты так смотришь? Классика выбора: себе или другим… другому, тут лишь на одного человека.

– Но так появится шанс вернуться домой, не зря же тут ампула лежала все время нетронутой.

– Верно, но, с другой стороны, излечившись, будет труднее идти к мосту, все же трезвость – это уязвимость на станции. Хотя стоит ли вообще к нему идти? Не проще ли забить на лечение и создать свой мир на Векторе – понятный и личный, да и для меня будет честь иметь такую преемницу. Здесь должна быть своя королева.

– С одной стороны, да, а с другой – ради этого столько было преодолено, что отрицание лечения обесценивает все жертвы и трудности.

– Не отрицание, нет – уважение. Будь у меня лекарство, все случилось бы иначе, тут и спорить нечего. Тогдашняя жертва принесла столько положительных результатов, что назревает вопрос: а не лучше ли уничтожить ампулу, дабы не лишить будущее такой же судьбоносности, как случилась после моей смерти еще давным-давно. Ты выжила, никто тебя не осудит, ты выжила! А впереди еще целая жизнь.

– Есть маленькая проблема.

– Какая же?

– Она не такая, как ты. Ставить себя выше других – нет, не ее суть: если надо будет, то пожертвует собой для общего блага, ну или ради другого. За годы службы Света доказывала это очень рьяно, порой думали, о чем она в курсе, что ею движет поиск славной и героической гибели, как доказательства важности всего плохого, чем была наполнена ее жизнь. Поэтому и молчит, что нечего ей говорить.

– Так было раньше. А какой она человек теперь?

Кросс не знает, сколько прошло времени с момента, как нога по глупости очутилась в капкане. Ему даже смешно принимать тот факт, что тут умудрились подручными материалами создать вполне рабочую ловушку, – хотя, откровенно говоря, разве это не отличный способ добычи еды классическим методом, все-таки монстров тут хватает, а как голод начнет подступать, то о вкусах спорить вряд ли будут долго, уж не друг друга же жрать. В этот момент он не мог не представить и такой сценарий, особенно зная из истории человечества: подобное более чем возможно. Да и к тому же, вдруг пробилась у него мысль, это даже безопаснее, потому что мясо монстров сразу же заразит голодающего, что несомненно лучше, чем смерть. Но все же не каждый будет готов к такой жизни, а вот если сосед так же здоров, как и ты? Почему-то он не смог противиться возникшему образу ситуации, где перед ним и Ханной предстанет аналогичный выбор, все-таки перспективы пока для обоих не самые красочные. И вот, задумываясь все более, он вдруг понимает: разве можно судить человека за выживание?

Тряхнув головой, Кросс постарался выкинуть все эти удручающие мотивы прочь, вынуждая себя сосредоточиться на нынешнем. Тишина вынуждала постоянно оглядываться, прислушиваясь, приглядываясь к каждой стороне и проходу, ища мелочи и детали, кои могут подсказать ему о приближении противника, а за счет той пары выигранных секунд Кросс… а что он может? Нога блокирована, к счастью, хоть не сломана, оружия у него нет, а сам капкан прикручен к полу – и если неизвестный сейчас придет, то встреча их будет короткой и всецело проигрышной для Кросса. А после этот псих займется и Ханной, чего, разумеется, нельзя позволить. И тут возникает почти закономерная идея – закричать. Сделать все, чтобы привлечь его к себе, дав ей дополнительное время для того, чтобы спрятаться. Но вот идея развивается дальше – и он уже представляет, как пока тут сидит в ловушке, псих уже пытается добраться до нее, что на самом деле также можно пресечь простой попыткой привлечь к себе сейчас внимание. Адреналин вновь поднимается, давая ему все больше уверенности в собственных силах, позволяя уже с большей изобретательностью искать вокруг себя возможные подручные средства, игнорируя боль в ноге и даже затекание второй ноги, пока он стоит на колене. Только вот вокруг буквально ничего нет для борьбы с этим психом, из-за чего в голову так и пробивается визуализация страшной кончины Ханны. Чем больше он думает об этом, тем больше задает еще и вопрос: как долго он тут уже сидит? Весь адреналин и порыв плавно оседают, оставляя лишь сухой взгляд при единственных известных ему данных: скорее всего, она уже мертва, думает он, все же времени прошло и правда много, а раз этот урод еще не пришел, значит, ранее свернул не туда и, скорее всего, отправился на поиски Ханны. А допускать его неудачу в этом деле – слишком оптимистично, даже неуважительно. Кросс не хочет пока примиряться с этой мыслью: уж точно сейчас не до скорби, да и пока он не увидит тела, поверить попросту не сможет, все-таки он уже списал Алдена со счетов, а тот все же выжил – пусть и ненадолго, но выжил. Так вот, если он привлечет к себе внимание, скорее всего, это окажется зря, лишний риск ради… а вот ради чего? Этот вопрос вынуждает повременить с поспешным решением созвать к себе всех хищников не только из-за невозможности дать должный отпор, а по причине куда более простой, но от этого и пугающей: шансы на ее спасение так малы, что стоит считать их слепой надеждой, погрешностью. Раз он так долго один, то враг нацелился на нее, а она не боец. Нельзя рисковать собой, заключает Кросс не сразу, наконец-то твердо решив не вмешиваться в естественный ход событий на Векторе, где ему попросту не повезло попасть в капкан. Всех не спасти – это он уяснил в тот момент, как оставил свою маму умирать ради сводной сестры, которая так и не смогла всецело принять вынужденное решение.