Ирен послала за журналом горничную. Она уже ничего не понимала. Сидела у себя в спальне, пила понемногу коньяк. Пипа она редко, только в самые тяжелые минуты. Например, напилась в тот день, когда увидела Бориса в постели со шлюхой. Горничная принесла журнал, подала ей, Ирен перевернула его, взглянула…

– Это то самое лицо, которое я видела на рекламе шампуня, – сказала она инспектору, когда дозвонилась на Кэ д'Орфевр. – Больше ничего сказать не могу.

– Жаль, – коротко ответил он. – Это бы все упростило.

– Это она?

– Мадам Бодо, я потом все вам сообщу.

И он повесил трубку. Ирен посидела еще немного в спальне, выпила очередную рюмку коньяку. Стало немного легче. Нет, легкостью это нельзя было назвать.

Какая-то тупость. Собственное бессилие. Собственная непригодность. Ко всему на свете.

– Вам звонит мадам, – сказала горничная, осторожно заглядывая в спальню. – Вы возьмете трубку?

Старая мадам Бодо просила ее приехать. Ей одиноко. Она хочет узнать новости. Ирен машинально собралась, причесалась, зачем-то сунула в сумку журнал.

Взяла такси – была слишком пьяна, чтобы вести машину. Через полчаса она вошла в спальню, где в постели сидела старуха.

– Как ты? Как дети? – спросила сноху. – Они уже знают?

– Нет. Пока я ничего не сказала. А я…

, – Сядь! – приказала старуха. – Ничего нового?

Убийцу не нашли?

– Не знаю. Просили меня купить журнал и посмотреть на одну фотографию… Вот. – Ирен открыла сумку, достала журнал и протянула старухе. – Вот.

На оборотной стороне. Реклама шампуня.

Старуха с минуту смотрела на фотографию, потом закрыла глаза, пошевелила бледными губами и вдруг начала заваливаться на бок. Ирен вскочила, вскрикнула. Вбежала горничная – она явно подслушивала.

– О, что случилось?! Мадам?!

– Доктора, – велела Ирен. – Скорей звони!

Жермен бестолково засуетилась, бросилась к телефону, стала кричать в трубку, требовать, чтобы доктор приехал немедленно… У мадам приступ!

Ирен посмотрела в лицо свекрови, потрогала ей пульс, потом встала, вышла в коридор, закурила сигарету. Жермен положила трубку и с упреком посмотрела на нее.

– Это все равно, – тихо ответила Ирен, показывая сигарету. – Уже все равно.

– О Боже…

– Да, – продолжала Ирен, – пройдите туда. Нет.

Будьте у двери. Сейчас приедет доктор.

– О, мадам… О… – Жермен вдруг залилась слезами, она все поняла.

– Неужели?! И мсье, и мадам… У них у обоих было слабое сердце…

Прошло несколько дней с той встречи на подмосковной трассе, когда две пожилые женщины просили его сообщить о катастрофе, и только 12 сентября он решился позвонить. Раньше времени не было, да и желания тоже. Он уже вернул ружье приятелю. Жил своей обычной жизнью. И почти забыл об этом. И вот решился позвонить. Сделал это из телефона-автомата на улице. Набрал номер, сообщил, что на таком-то километре от Москвы по такой-то дороге произошла катастрофа, свидетелем которой он не был. Себя не назвал. Быстро повесил трубку и пошел прочь, немного возбужденный всем этим. И больше ничего.

Это было утром. А в четвертом часу пополудни зеленую машину вытаскивали автокраном из оврага. Она была сильно помята и уже не выглядела шикарной.

* * *

Анна лежала на широкой, тщательно застланной постели. В той самой спальне, где Олег впервые раздел ее. Она была не пьяна, но очень слаба. Ей было уже все равно, что с нею происходит, чем все это кончится, как она будет жить дальше. Она больше не говорила слова «дальше», потому что смутно чувствовала, что это «дальше» будет ужасно. Олега она не ждала.

Никого не ждала. Больше не выходила в коридор, не подслушивала у двери. Не выглядывала в окно. Она могла бы не поверить тому человеку, который сообщил ей о смерти Олега, но она ему поверила. Поверила сразу. Она не понимала, где он мог прятать труп ночью, обыскала его кабинет… Ничего особенного не нашла.

Пришла в спальню, легла и закрыла глаза.

Алиса чем-то занималась в своей комнате. Она недавно пообедала. На обед была каша, сваренная на воде. Больше ничего, только чай. Анна и сама могла бы поесть, но ей не хотелось.

– Мама, к нам стучат! – сказала Алиса, входя в спальню.

– Что? – она подняла растрепанную голову.

– Стучат, очень громко. Ты не слышишь?

– Ах да…

Теперь она поняла, что уже некоторое время слышит этот настойчивый стук в дверь. Только до сих пор ее сознание его не воспринимало как нечто реальное.

Анна встала, запахнула халат, сунула ноги в тапочки и прошла в коридор.

– Кто? – спросила она, остановившись у двери.

– Милиция, – ответили ей. – Откройте.

Она равнодушно открыла, ожидая увидеть что угодно, но не милицию. Но два человека в форме шагнули к ней в квартиру.

– Чупринин Олег Николаевич здесь живет?

– Да, – безжизненно ответила она.

– Вы ему кем приходитесь?

– Жена.

– Так. Пойдемте в комнату, мы зачитаем вам протокол.

Алиса, которая до сих пор терлась за спиной матери, теперь бесшумно исчезла. Один из милиционеров недоуменно осмотрелся и спросил:

– У вас что, света нет?

– Пробки вылетели.

Он вернулся на площадку, включил пробки, в прихожей вспыхнул свет. Вернулся.

– А телефон у вас тоже не работает? Мы вам звонили.

– Что-то случилось, не знаю что… – Она нерешительно смотрела на них. – А что за протокол?

Они не ответили. Прошли в столовую, которую как-то интуитивно вычислили, она следовала за ними.

Опустилась на диван, они тоже сели. Один достал из папки листок бумаги и принялся монотонно читать.

Она улавливала приблизительно половину услышанного. Поняла только, что они пришли сообщить, что зеленый «вольво», с теми номерами, которые были зарегистрированы на ее мужа, с телом ее мужа, уже наполовину разложившимся, был сегодня утром вынут из оврага. Точка. Наши соболезнования.

Она выслушала все это молча. Ей было совершенно все равно, удивятся они или нет, что она так спокойна.

Она все это уже знала. Ко всему успела привыкнуть. Их сообщение не было новостью. Она только попросила у них сигарету. Один подал ей раскрытую пачку, она нерешительно закурила, вдруг приложила руку к голове.

Ей стало дурно, но она справилась с собой. Причиной тому была не смерть Олега, уже нет. Просто она перенервничала, почти ничего не ела. И первая сигарета за несколько дней.