Пока ромейские патрикии добирались до Аркадиополя, Святослав, потрепав в очередном сражении арьергард отступающего ромейского войска, вышел к стенам города. Константин и Василий получили возможность вволю налюбоваться на фалангу русов и на печенежских наездников, гарцующих на своих великолепных скакунах в отдалении. Впрочем, патрикиям это зрелище не слишком понравилось, и они поспешили к пока еще открытым воротам города, дабы побыстрее укрыться под крылышком великого полководца Варды Склира. Патрикий Варда принял гостей из Константинополя не слишком любезно, ему и без них хватало забот. Зато скопец Петр ласково улыбнулся приближенным императора Иоанна, словно ждал от них радостных известий. Увы, Василий Неф незамедлил разочаровать полководцев. Император недоволен, император в ярости. И если русов Святослава не удастся разгромить здесь, под стенами Аркадиополя, то многим высшим чинам империи не поздоровится.

- Вот видишь, патрикий Петр, - тяжело вздохнул Склир, - сражения нам в любом случае не избежать. И император по своему прав – нельзя подпускать русов к стенам столицы.

- Русы еще очень сильны, их боевой дух на высоте, - покачал головой скопец. – Боюсь, что у нас будут огромные потери.

И Варда Склир и патрикий Петр были уже далеко немолодыми людьми. Но если Склир и внешне выглядел как воин, то Петр с годами все больше походил на старуху, и безбородым морщинистым лицом и согбенными плечами. Судьба немилосердно обошлась с патрикием, лишив его многих радостей жизни, но Петр все-таки сумел сохранить и доблесть в сердце и острый ум. В молодые годы он слыл искусным бойцом, но и в годы зрелые не раз выходил победителем в жарких схватках на поле брани.

- Я приготовил для Святослава несколько ловушек, - усмехнулся в густые усы Склир. – Думаю, мы сумеем разгромить самоуверенных русов.

Варда Склир вывел свои войска из города в полной темноте. До рассвета оставалось еще добрых три часа. Времени вполне достаточно, чтобы разместить людей на огромном поле, словно бы изначально предназначенном для кровопролитной битвы. Под рукой у Склира и Петра было более ста тысяч пехотинцев, и почти пятьдесят тысяч конников, включая пять тысяч клибанофоров. Патрикии Василий и Константин, поднявшиеся с рассветом на городскую стену, с интересом наблюдали за перемещениями ромеев и русов. Превосходство ромеев в численности было видно невооруженным взглядом, что не могло не вселять уверенности в их сердца. Василий Неф выразил надежду, что имперские пехотинцы сомнут фалангу русов при первом же натиске. Магистр Константин скептически хмыкнул.

- Обрати внимание на их щиты, патрикий Василий. Они почти достигают земли. Когда русы смыкают ряды, образуется железная стена, через которую почти невозможно пробиться. Фаланга Святослава действует как единый организм, поражая противников длинными копьями.

- Но у нас больше конных, - возразил Неф. – Если мы сомнем их на флангах, участь русов будет решена.

- Поживем – увидим, - вздохнул патрикий Константин.

Совещание воевод в шатре Святослава было коротким. Об отступлении никто даже и не заикнулся. А на замечание воеводы Фрелава о том, что русам солоно сегодня прядется, Святослав коротко бросил:

- Мертвые сраму не имут.

Эти же слова он повторил перед всем войском, проезжая вдоль фаланги на белом коне. И услышал в ответ:

- Где твоя голова ляжет, каган, там и мы свои головы сложим.

Левый бок фаланги прикрывали печенеги ганов Едигея и Кури, правый угры гана Курсана, братичада первой жены Святослава княгини Предиславы. Сам Святослав расположился с конными мечниками своей дружины на холме, дабы в случае нужды помочь фаланге или уграм. Дружина князя Вратислава и воеводы Юрия пряталась в небольшом лесочке, в засаде, дабы в критический момент ударить по наступающим ромеям. Святослав всерьез опасался, что печенеги не выдержат прямого удара тяжелой имперской конницы. Ибо закованных в сталь клибанофоров очень трудно было поразить легким печенежским копьем. Впрочем, крепкие доспехи ромеев выдерживали удары не только копий, но и секир. Клибанофоры даже щиты не использовали во время боя, поскольку особой надобности в них не было. Зато упав с лошади, клибанофор уже не мог подняться на ноги и становился легкой добычей лучников и пращников, которые поражали их длинными острыми кинжалами, выискивая щели между доспехами.

Первыми в атаку пошли ромейские акриты, чье снаряжение мало чем отличалось от печенежского или угорского. Скорее всего это была разведка боем, и воевода Юрий спокойно наблюдал, как наездники на легких подвижных скакунах врезаются в ряды печенегов. Впрочем, атака акритов захлебнулась в самом начала. Встретив жесткий отпор, они поворотили коней и понеслись к стенам города, увлекая за собой и печенегов.

- Куда?! - заорал Юрий, бросая коня наперерез гану Едигею. – Назад!

Увы, остановить набравшую ход печенежскую лаву не удалось ни Юрию, ни его мечникам. Печенеги опьянели от легкой победы и неслись навстречу смерти, даже не подозревая, что она притаилась за дальним холмом. Юркие акриты, разбившись на два рукава, обтекали холм. Таившаяся в укрытиях пехота вдруг словно выросла из под земли за спинами печенегов, перекрывая им путь отхода, а навстречу легкомысленным степнякам уже выезжали на огромных конях закованные в сталь клибанофоры. Обогнув холм, юркие акриты обрушились с двух сторон на растерявшихся печенегов. Дружина воеводы Юрия, попытавшаяся прорубить печенегам путь отхода, увязла в плотных рядах пехотинцев. На печенегов с холма обрушился град стрел, в мгновение ока выбив из седел едва ли не треть лихих наездников.

- Надо помочь! – обернулся Вратислав к воеводе Фрелаву.

- Бесполезно, - покачал головой старый варяг.

Клибанофоры, пройдя сквозь рассыпающуюся лаву печенегов и расступившиеся ряды собственной пехоты устремились к левому, неприкрытому конницей, крылу фаланги русов. Одновременно в атаку перешла ромейская пехота, а на угров гана Курсана обрушилась конница патрикия Петра. Заметив опасность, воевода Юрий стал отводить дружину ближе к фаланге. Туда же устремились и уцелевшие печенеги, сумевшие все-таки пробиться сквозь ромейские ряды. Тяжелая конница ромеев, наткнувшись на дружину воеводы Юрия, вынуждена была замедлить ход. Но пятьсот киевских мечников не могли надолго задержать закованных в сталь всадников, превосходивших их числом в пять раз.

- Вперед! – крикнул князь Вратислав и первым послал своего коня наперерез ромеям.

Магистр Константин с большим интересом наблюдал, как ромейская мельница с большим знанием дела перемалывает попавших в ее жернова печенегов. Судя по всему, это как раз была та самая ловушка, о которой накануне говорил Варда Склир. И надо признать, ловушка, приготовленная опытным полководцем сработала на славу. Из десяти тысяч печенегов уцелела лишь малая горстка, остальные полегли под ударами клибанофоров и акритов. В какой-то миг патрикиям показалось, что победа уже одержана. Клибанофоры железной лавиной накатывались на левое крыло фаланги русов, а им противостояла лишь жалкая горстка всадников. Василий Неф уже воздел руки к небу в ожидании триумфа, но явно поторопился с этим жестом. Невесть откуда выскочившие конные русы ударили атакующим клибанофорам во фланг и расстроили их ряды. Русов было не более двух тысяч и защитным снаряжением они уступали ромеям, но тем не менее клибанофорам не удалось прорваться к фаланге и смять ее левое крыло. Не помогла ромеям и легкая конница во главе патрикием Алакасом, брошенная Вардой Склиром на помощь замешкавшимся клибанофорам. Еще хуже дела складывались у патрикия Петра, который лично возглавил удар ромейской конницы на угров, прикрывавших правое крыло фаланги. Ромеям не помогло даже четырехкратное превосходство. Угры хоть и подались было назад, но в бегство не обратились, на что, видимо, рассчитывал патрикий Петр. А в просвет, образовавшийся было между фалангой русов и уграми, ударила конная дружина князя Святослава. Причем ее натиск был столь силен, что акриды Петра не выдержали натиска и стали поворачивать коней. В довершение всех бед ромейская пехота, обрушившаяся всей своей мощью на фалангу русов, не сумела пробить бреши в этой железной стене. Прикрывшись щитами, русы, стоявшие в первых рядах, ловко орудовали копьями, а из-за их спин в ромеев летели сулицы и стрелы. Время от времени, русы перестраивались, на место убитых, раненых или уставших выдвигались свежие бойцы. Эти четкие перестроения, очень хорошо видимые со стены, сначала восхитили наблюдавших за ними патрикиев, а потом повергли их в уныние. Фаланга русов не только перестраивалась, она еще медленно двигалась вперед по телам убитых ромеев, которые безнадежно уступали своим противникам в умении не терять плеча друг друга даже в самой сложной ситуации. Ромейская фаланга разваливалась на части, копейщики не успевали занять место своих павших товарищей, чем русы не замедлили воспользоваться. Красные щиты русов вдруг раздвинулись и из-за спин копейщиков выскочили воины, вооруженные мечами и секирами. Не успевшие сомкнуть ряды ромеи были частично вырублены, но большей частью обращены в бегство. Впрочем, бежали они недалеко. Командирам ромеев удалось вновь выстроить пехотинцев в фалангу и, пользуясь численным превосходством, атаковать русов. К сожалению, мечники русов за это время уже успели спрятаться за стеной из щитов, и атака ромеев захлебнулась. По прикидкам магистра Константина, ромейская пехота при каждом новом натиске теряла едва ли не в десять раз больше бойцов, чем русы. Впрочем, при отступлении ромеи теряли еще больше.