– Каким образом?

– Я знаю, к кому надо пойти и заплатить, чтобысообщение из больницы в милицию не имело хода дальше. Все бумаги уничтожат, ниодного следа не останется. Мы все возьмем на себя, Володя, ты ни о чем небеспокойся. Подумай о том, как ты будешь страдать, если твой сын окажется втюрьме.

– Хорошо, – бессильно прошептал Соловьев. –Сделайте это. И вот еще что, Гриша. У меня уже достаточно денег для того, чтобыкупить жилье. Я не хочу больше жить с этим подонком. Пока я в больнице,займитесь поисками новой квартиры для меня.

– Может быть, дом? – оживился Автаев. –Сейчас на окраинах Москвы строят прелестные коттеджные городки, дом можнопостроить по индивидуальному проекту, чтобы в нем все было так, как удобновладельцу.

– Пусть будет дом, – равнодушно откликнулсяСоловьев. – Мне все равно. А на первое время снимите для меня квартиру.

Автаев был первым посетителем, пришедшим к нему после того,как его перевели из послеоперационной палаты в общую. Когда на другой деньявился сын, Соловьев сразу обратил внимание на новую дорогую одежду. Игорьрассказывал что-то совершенно невразумительное о найденных в почтовом ящикеденьгах, и Владимир Александрович понял, что Автаев говорил правду. А уж когдасын заявил, что два дня назад украденный «дипломат» со всеми документамиподбросили прямо к дверям квартиры, Соловьев больше не сомневался.

– Уйди, – сквозь зубы сказал он сыну. – И несмей сюда приходить. Я не хочу тебя видеть.

Сын молча пожал плечами и ушел, и это в глазах отца сталоеще одним доказательством его вины.

Прошло еще несколько дней, и издатели устроили переводСоловьева в хорошую платную клинику, где никто не знал, что его, избитого,привезли прямо с улицы, где он лежал в одноместной палате и получал еду,которая вполне могла соперничать с ресторанными блюдами…

* * *

– И теперь ты хочешь убедить меня в том, что мой сын нив чем не виноват?

– Хочу. Потому что я знаю, кто все это устроил.

– Кто же?

– Твои друзья из «Шерхана».

– Ты с ума сошла! Как тебе такое могло в голову прийти?

– Пришло, как видишь. Сколько человек участвовали внападении на тебя?

– Трое.

– Ты видел их лица?

– Смутно. Было темно.

– Жаль. Потому что фотографию одного из участников ямогла бы тебе показать уже сейчас.

– Настя, то, что ты говоришь, нелепо.

– Ничуть. Один из нападавших смотрел твои бумаги,которые были в «дипломате». Уж не знаю, что он там искал, может быть, просто проявиллюбознательность, но он их вынул и положил на стол вместе со своими бумагами.Потом сложил обратно в «дипломат» и не заметил, как вместе с твоими документамив «дипломат» попали два маленьких листочка бумаги. С этого все и началось дляменя. Я выяснила, что это за листочки, и нашла человека, которому онипринадлежали. Знаешь, кто он такой? Двоюродный брат Вовчика Мешкова, личноготелохранителя Кирилла Есипова. По совместительству – милиционер, сержант.

– Все равно это нелепость, – упрямо покачал головойСоловьев. – Зачем «Шерхану» это нужно было? Я не вижу причин. Более того,они компенсировали мне все украденные деньги, они из своего кармана даваливзятки, чтобы откупиться от врачей и милиции и заставить всех молчать. Онипошли на такие огромные затраты, приложили такие усилия…

– Интересно, зачем? – осведомилась Настя. –Из любви к тебе?

– Они нормальные добрые ребята, они всегда хорошо комне относились, мы дружим. Что неестественного ты видишь в их бескорыстнойпомощи? Или ты настолько очерствела на своей милицейской работе, что всюдувидишь только корысть и злой умысел? И в конце концов, зачем им нужно былоссорить меня с Игорем? Этому нет объяснения и быть не может.

– Ты хочешь меня обидеть? Не старайся. На своеймилицейской работе я научилась не обижаться, даже когда ко мне бываютнесправедливы. Ссорить тебя с сыном они не хотели, это было просто следствиемтого, что они сделали. Они не хотели, чтобы ты уехал за границу. И не хотели,чтобы нападением на тебя занималась милиция, иначе все могло вскрыться. Поэтомуони решили свалить вину на Игоря и связать этим тебе руки. Как видишь, у нихэто получилось. С кем-нибудь другим, может быть, и не получилось бы, но тебяони хорошо знали, знали твой характер и были уверены, что в вину сына ты легкоповеришь, ведь его поведение оставляло желать много лучшего. И еще одна деталь.О покойниках плохо не говорят, но ты вспомни, как твой помощник вдруг невзлюбилменя и привечал Марину. Шерхановцам не нужна чужая женщина рядом с тобой.Потому что чужая женщина может заставить тебя изменить твою жизнь. Например,уехать куда-нибудь. Или она начнет совать нос в твои дела и возьмет на себятвои отношения с издательством. Они не могли этого допустить. Кроме того, наподходе была Марина, и для нее нужно было расчистить пространство, а я мешала.Но хватит об этом. Послушай лучше историю про замечательного писателя ОториМитио, это тебя развлечет. И, может быть, после этого ты мне поверишь.

* * *

Он возненавидел Михаила Черкасова в тот самый день, когдаувидел его на студенческом балу танцующим с Яной. Студентыинженерно-строительного института, где учился Якимов, устроили совместныйновогодний вечер с Плехановским. Тогда Евгений впервые увидел Яну и понял, чтодолжен чувствовать человек, сраженный наповал. Он всегда был веселым,компанейским парнем, активно ухаживал за девушками, но ничего подобного никогдане испытывал. Ноги делались ватными при одном только взгляде на нежноетемноглазое лицо, дыхание останавливалось, руки тряслись. Он сделал попыткупознакомиться с ней, Яна поболтала с ним несколько минут и умчалась танцевать свысоким рыхловатым длинноволосым парнем, на которого смотрела влюбленно инежно. И таких приступов ревности у Якимова тоже никогда не было. Он простосходил с ума.

Это было похоже на наваждение. Он не мог думать ни о чем,только о Яне. Она снилась ему, он слышал ее голос, он готов был узнать ее вкаждой стройной черноволосой девушке на улице, в метро, в здании института. Онузнал, где она живет, и начал следить за ней. Вид Яны, идущей под руку с Черкасовым,обнимающейся с ним на трамвайной остановке, целующейся в темном залекинотеатра, был болезненно невыносим.

Он стал худеть, таял на глазах, терял сон. Он ничего не могс этим поделать. Многие его сокурсники на том новогоднем балу познакомились сдевушками из Плехановского и стали с ними встречаться. От них-то и узнал ЖеняЯкимов, как опозорил Яну отвратительный педераст Черкасов. И Женя кинулся напомощь.

Яна узнала его с трудом, она совсем не помниластудента-строителя, который пытался завязать с ней знакомство несколько месяцевназад. Она была мало похожа на ту девушку, которую он видел еще две неделиназад с Черкасовым в Сокольниках, где они, взявшись за руки, прогуливалилекции. Она стала бледной, под глазами залегли огромные темные круги, речь сталазамедленной, будто заторможенной. Женя повел ее в кафе, и, когда она, съев двакусочка шашлыка, бросилась в туалет, зажимая рот рукой, он все понял.