– Прекратите! Прекратите немедленно!

И тут же осознал свою ошибку. Высокий юнец с бритой головой повернулся к нему и улыбнулся.

– А, еще один! Взять его!

Килиан вспомнил уроки плантации. Сердце бешено колотилось.

– Оставьте этого человека в покое! – крикнул он.

– С чего бы это, белый? – подступил к нему бритоголовый. – Потому что ты так велел?

Килиан оказался окружен парнями, многим из которых не было и двадцати.

– Белые нам не указ, – заявил кто-то. – Никто из них.

В воздух взлетели палки. Килиан закрыл лицо руками. Он ждал, но ничего не происходило. Потом услышал знакомый голос.

– На вашем месте я бы этого не делал, – Бальтасар протиснулся в круг парней. – Я племянник начальника полиции, Максимиано, а этот человек – его друг. Возвращайся в машину, – велел он, не оборачиваясь. – Хочу поговорить с этими молодчиками, пусть расскажут, что их так рассердило. – Он что-то спросил на языке фанг, и молодежь пустилась в объяснения.

Килиан залез в машину. Ноги дрожали. Мигель сгорбился на заднем сиденье. Через окно Килиан заглянул в дом, и у него засосало под ложечкой. Женщина с младенцем на руках прижимала к себе ребенка лет пяти-шести. Ему показалось – он слышит ее плач. Увидят ли они своего отца и мужа?

Бальтасар вернулся к машине в сопровождении с бритоголового. Попрощался с парнем и залез внутрь, а тот наклонился и, перехватив взгляд Килиана, пригрозил:

– В следующий раз тебе так не повезет.

Килиан завел мотор, машина тронулась.

– Спасибо, Бальтасар, – сказал он. – Ты спас мне жизнь.

Тот махнул рукой и ничего не ответил.

– Ты не против рассказать, что случилось? – чуть погодя спросил Мигель.

– Отряд португальских наемников попытался захватить Конакри. Масиас спустил с поводка свою молодежную свору – выразить португальцам протест.

Мигель крякнул.

– Сегодня днем я оправляюсь на телестанцию на совещание и не спущусь неделю.

– Мысль неплохая, учитывая нынешние настроения… – заметил Бальтасар.

Килиан искоса посмотрел на него. Что, черт возьми, творится в этом проклятом государстве?

– Почему бы нам не уехать? – повторил Килиан.

– Уехать куда?

Они уже проходили это.

– В Испанию. Вместе. Ты моя жена, я возьму тебя с собой.

– Мое место здесь.

– Твое место рядом со мной, – Килиан сел на край кровати и опустил голову. – Все уезжают.

Бисила села рядом.

– Дети белого и черной – гвинейцы, а не испанцы. Им не позволят уехать. – Она помолчала и продолжила: – Я не из Пасолобино. Я навсегда останусь черной женщиной, которую Килиан Рабалтуэ привез из колонии.

– Ты будешь моей женой! – запротестовал Килиан. – Им придется свыкнуться с тобой!

– Но я не хочу, чтобы со мной «свыкались».

– Мы можем жить в Мадриде или в Барселоне. Я пойду работать на фабрику.

– Ты человек от земли, ты столько лет проработал на плантации. В городе ты будешь несчастлив. С годами ты станешь винить меня в своих печалях, и любовь пройдет.

– Тогда я останусь. На плантации безопасно.

Бисила встала и подошла к зеркалу. На зеркале Килиан закрепил единственное фото, где они были все вместе. Не все – не было Инико. Она улыбнулась, вспомнив день, когда Симон пришел к ним похвастать новой камерой.

– Давай, Бисила… Встань вот тут, у грузовика. Сюда, сюда… Килиан, и ты… Отлично!

Жизнь полна иронии: едва они получили возможность свободно любить друг друга, начались преследования белых.

– Да, на плантации ты в безопасности, – повторила она, не отрывая глаз от фото. – Но… надолго ли?

– Куда это они? – Озадаченный Килиан последовал за Гарусом в центр главного двора. Там собралась группа работников, нагруженная узлами с нехитрым скарбом. С ними были жены и дети. Он увидел Бисилу, она держала за руку Лиалу, и Обу с одним из детей Икона.

– Куда вы? – повторил Гарус.

– Мы тоже уезжаем, масса. – Густым басом ответил Нельсон. – Пришли вести, что нам можно вернуться домой. Здесь у нас почти ничего нет.

– А… война? – спросил Килиан.

– Она кончилась. Тех, кто потерпел поражение, простят. Ну, так говорят. И за нами прислали корабли.

– Мы не желаем, чтобы с нами случилось то же, что с португальцами, – вставил Икон. – Президент хочет видеть здесь только гвинейцев.

Килиан опустил голову. И они тоже уезжают, его последние товарищи. А как же урожай? Кто будет собирать созревающие на деревьях плоды? Гарус выругался и вернулся к себе. Бисила стояла рядом с Килианом. Нельсон протянул руку попрощаться, но Килиан покачал головой.

– Я подвезу вас. Это слишком долгий путь для детей.

– Не думаю, что…

– Мне все равно – опасно это или нет. Я поеду с вами.

– И я тоже, – поддержала Бисила.

Часом позже сотни нигерийцев сгрудились на маленькой пристани. Гвинейские чиновники у одного за другим проверяли документы, прежде чем пропустить на узкие сходни.

Килиан и Бисила облокотились на перила верхней террасы. К счастью, подумалось Килиану, он здесь не единственный белый. В отдалении он заметил Мигеля и Бальтасара. Каждую пару секунд Бисила поднимала руку и махала Лиале и ее детям. Килиан восхищался ее способностью радостно улыбаться, ведь он знал, как горько ей терять друзей. Дети Икона и Лиалы, которых Бисила лечила от царапин и болезней, когда они были маленькими, махали в ответ, пока не пришел их черед всходить на борт.

Нельсон и Икон предъявили бумаги, Лиала сделала то же самое. Подошла очередь Обы, полисмен взял ее паспорт и нахмурился. Быстро переговорил с напарником и наконец сказал:

– Вы гвинейка. Вы не можете уехать.

Оба почувствовала, что земля уходит из-под ног.

– Но я еду с мужем!

Нельсон повернулся, сделал несколько шагов назад. Пассажиры позади Оба подняли возмущенный крик.

– Что происходит?

Офицер взглянул на круглолицего великана.

– Вам-то что?

– Эта женщина – моя жена.

Нельсон и Оба ощутили внезапный укол страха. Они собирались пожениться, но по разным причинам все время откладывали.

– Где свидетельство о браке?

– Потерялось, – быстро ответил Нельсон, от души надеясь, что полиция поверит его лжи.

– Что ж, тогда она не поедет. – Полисмен схватил Обу за руку и выдернул из толпы с такой силой, что женщина упала. Крики усилились, теперь смешанные с возмущением.