– Вот. – Макрон откупорил флягу и передал Катону. Молодой центурион поднес ее к губам и вдруг заметил пристальный взгляд Каратака. Опустив флягу, он передал ее пленнику, который с жадностью отпил из нее несколько больших глотков.

– Ты что делаешь? – рассердился Макрон. – Позволяешь какому-то варвару с волосатой задницей пачкать губами мою флягу? Не слишком ли ты добренький, парень?

– Он нужен нам в хорошем состоянии.

– Ага, можно подумать, жажда его убьет.

– Нет.

Макрон присмотрелся к другу повнимательнее.

– Что-то ты больно задумчив, весь в себе, а?

– Просто устал.

– Ладно, парень, лучше бы тебе встрепенуться. Нам нужно хорошенько подумать, что да как мы станем докладывать легату.

Макрон окинул Катона пристальным взглядом, отметив, что тот до крайности вымотан, весь в грязи, да вдобавок с клочковатой бородкой, отросшей еще во время скитаний по болотам. Туника Катона представляла собой сущие лохмотья, да и исхудал он так, что все ремни амуниции на нем болтались. Макрон прищелкнул языком.

– Что?

– Да так, подумал… Легату, пожалуй, не так-то просто будет разобраться, который из вас варвар.

– Очень смешно.

– Внимание, а вот и он. Легок на помине.

Оба центуриона устало поднялись на ноги, услышав топот копыт. Веспасиан, ехавший вдоль обочины в сопровождении трибунов, увидел двух перепачканных кровью и грязью, вытянувшихся по стойке «смирно» центурионов и натянул поводья.

Макрона он узнал сразу, а вот чтобы узнать тощего, заросшего щетиной юнца, пришлось присмотреться. После чего глаза легата изумленно расширились.

– Центурион Катон? Ну, ничего себе, это ж ты!

– Так точно, командир.

– Твой оптион сказал мне, что ты жив. Он заявился в лагерь еще с несколькими другими легионерами и рассказал целую историю… – Веспасиан покачал головой. – Трудно было поверить.

– Понимаю, командир, – с улыбкой отозвался Катон и отступил в сторону, чтобы легат увидел угрюмого пленника, сидевшего рядом со своей разбитой колесницей. – Но мы тут еще кое-что для тебя раздобыли. Позволь представить тебе Каратака, царя катувеллаунов.

– Каратака? – С момент Веспасиан таращился на пленника, потом бросил поводья, соскочил с коня и подошел к нему. – Это Каратак?!

Туземный вождь слегка кивнул.

– Все кончено, – тихо промолвил Веспасиан. – Наконец-то все кончено.

Легат с удивлением смотрел на поверженного врага – человека, из-за которого с того момента, как орлов Клавдия вынесли с кораблей на берег острова, каждый шаг по этой земле легионам приходилось делать с боем. Затем он перевел взгляд на двух командиров, взявших в плен вражеского вождя, и не сразу нашел нужные слова.

– Хорошая работа.

– Хорошая работа? – Макрон удивился. – И все?

– Спасибо, командир, – перебил его Катон, – мы просто выполняли свой долг.

– Да, конечно. Меньшего я и не мог от вас ожидать. – Веспасиан улыбнулся. – И уж поверь мне, центурион Катон, я позабочусь, чтобы об этом узнали все.

– Это весьма нелегкое чтение, – промолвил Веспасиан, постучав толстым пальцем по лежавшему перед ним на столе пергаментному свитку. – Полагаю, уважаемые, вы знаете, что это такое?

Катон подавил порыв краешком глаза взглянуть на Макрона и кивнул:

– Полагаю, рапорт центуриона Туллия, командир.

– Совершенно верно.

Веспасиан обвел взглядом лагерь Второго легиона. Во всех направлениях тянулись ровные ряды палаток из козьей кожи, а за ними виднелись внушающие уверенность валы лагеря, сооруженного на случай вражеской атаки. Пусть даже с Каратаком и его войском было наконец покончено, Веспасиан был далек от самоуспокоения. Он знал: иные военачальники считают его чересчур осторожным, и мысленно усмехнулся, полагая, что подобный упрек выглядит особенно нелепо после сегодняшнего безумного марша через сердце болот. Но в целом Веспасиан действительно был осмотрительным человеком. Даже осторожным. Особенно когда дело касалось жизней его подчиненных.

Все вокруг было залито серебристым светом полумесяца, с неба, словно холодные бриллианты, подмигивали мерцающие звезды, в то время как здесь, на земле, многочисленные огни костров походили на россыпь живых рубинов. Не далее как сегодня эти люди сразились с противником, а сейчас были вполне довольны и счастливы, подтверждением чему являлись беззаботные разговоры, то и дело перемежающиеся взлетавшими над лагерем взрывами грубого смеха. Веспасиану пришло на ум: это, наверное, и есть мир, наступивший после двух сезонов самой кровопролитной кампании, какая только была на памяти его солдат.

Единственным напоминанием о произошедшем днем столкновении был запах гари, исходивший от тлеющих кострищ покинутого лагеря Третьей когорты. По приказу Веспасиана частокол восстановили, а к внешнему рву добавили внутренний, чтобы исключить возможность побега для содержавшегося в плену Каратака и сотен его бойцов. Разумеется, Веспасиан был бы не прочь преподать урок поселянам, разорившим лагерь, да только они, завидев приближение легиона, бежали, не забыв, правда, при этом сжечь штабные шатры и часть солдатских палаток. Впрочем, ущерб от нападения мстительных дикарей на покинутый лагерь оказался не столь велик, как можно было того ожидать.

Лагерь был покинут всеми, кроме командира когорты и одного из центурионов, которые поплатились жизнью за то, что задержались там, чтобы подготовить срочную депешу или что-то в этом роде, – так, во всяком случае, докладывал первый по старшинству командир. Это подтверждали и двое людей, стоявшие перед походным столом легата.

Веспасиан поднял свиток и постучал им по подбородку, глядя на двух центурионов и обдумывая ситуацию. То, что Туллий представил свой рапорт на свитке, а не, как обычно, на восковых табличках, указывало на его желание сохранить документ на будущее, в архиве. Что само по себе казалось подозрительным: так предпочитают действовать те, кому нужно прикрывать спину.

– Боюсь, уважаемые, из того, что здесь написано, я не верю ни единому слову, – промолвил Веспасиан, бросив свиток на стол. – Так что выкладывайте, что там случилось на самом деле?

– Все было так, как докладывает Туллий, командир, – ответил за обоих Катон. – Нам предоставили возможность принять участие в сражении.

– Не обещая отмены приговора?

– При всем моем уважении, командир, – Макрон склонил голову, – когда речь идет о жизни и смерти, не до того, чтобы обговаривать условия. Надо просто сражаться.

– Это я понимаю. Но вот история с Максимием, якобы оставшимся в лагере, чтобы доделать какую-то писанину… да, вроде как депешу для меня, это уж ни в какие ворота не лезет.

Катон пожал плечами: