никому не скажут, когда захотят сорваться, разве что своему дилеру. Днём наркоман в завязке выглядит как обычный человек, а ночью может умереть от передоза. Просто так. Потому что не выдержал.

Я долго пыталась осознать, что вижу перед собой свою маму. И какой я её вижу. Я поняла, что сейчас прямо на моих глазах она умрёт, если ничего не сделать. Сколько времени она так лежит — не понятно. Надо торопиться. Но что делать? Вызвать скорую? Я взяла телефон в руки и поняла, что не знаю номер. Обычно всегда вызывали соседи, телефона у нас всё равно не было. Я стояла и в ужасе смотрела на него, не зная, что делать. Соседи… бежать к ним? И как быстро сможет приехать скорая? Успеют ли? К наркоману могут ведь вообще не торопиться. Или… эта мысль пришла ко мне, как спасительный луч света. Солнечного света. Марк… Он смог привести в чувство того наркомана-колдуна, и меня тоже. Значит, маме поможет. Хотя бы позвонить и спросить стоит. Если Марк не сможет справиться, значит, скажет мне об этом сразу. И номер скорой тоже. Или к соседке побегу. Надо звонить…

Руки дрожали, пальцы не слушались. В последних звонках я быстро нашла нужный номер, но мне пришлось дважды нажать на звонок. Первый раз промазала. Приложив к уху телефон, я услышала гудки. Долгие. Один за другим. Ну, где же ты? Я посмотрела на маму. Умирающую, прямо здесь. Её дрожащая голова соскользнула, мне с трудом удалось подхватить её. Телефон выпал из рук, но я уже думала только о том, как уложить маму. На бок, чтобы не захлебнулась. Осторожно. Положила полотенце под голову. И только потом услышала тихий голос Марка из телефона:

— Карина? Ты меня слышишь? Алло!

— Да! — я крикнула срывающимся голосом, тут же схватила телефон и поднесла к уху.

— Что случилось?

— Мама… мама… — я не могла сказать больше ни слова, будто комок застрял у меня в горле.

— Я сейчас приеду. Десять минут.

Марк бросил трубку. Не знаю, понял ли он, что произошло. Десять минут. Как же это долго! Я держала маму за голову, чтобы она не свалилась на пол. Её всё ещё потряхивало. Значит, жива. Пока что. Десять минут… как же это долго. И такая звенящая пустота в квартире. Слышно лишь прерывистое мамино дыхание. Держись, мама. Я с тобой. Буду с тобой. Ещё немного продержись. Пожалуйста.

Я сидела в каком-то диком ступоре от ужаса и безысходности. Время шло так медленно. Но я даже не плакала. Просто сидела, держала мамину голову и смотрела в пустоту. Я рядом. Держись.

В дверь позвонили. Мне не сразу удалось понять, что это за звук. Марк… пришёл. Я аккуратно положила голову мамы на полотенце и пошла к двери. Как же он прошёл домофон? Я открыла и внутрь тут же ворвались Марк с Мирой и Наполеоном. “Что здесь происходит?” — возмущённо воскликнула тётя Галя, но Мира предусмотрительна хлопнула дверь. “Что случилось?” — спросил Марк, внимательно оглядывая меня. Вся толпа здесь. Только ведьмы не хватает… жаль, она бы пригодилась. Можно было бы попросить, чтобы мама не умерла. Я молча взяла Марка за рукав и потащила в ванную. Мне достаточно было увидеть пустой застывший взгляд полузакрытых маминых глаз, чтобы ноги подкосились. Марк с трудом успел подхватить меня и тут же вручил подоспевшей Мире: “Уведи её в комнату”. Этот взгляд. Пустой. Безжизненный. Мёртвый.

Я видела смерть раньше. Даже сама убивала, только в облике кошки. Но смерть мамы для меня была чем-то нереальным. Я понимала, что так наркоманы обычно и заканчивают. Но не она. Только не она…

Из пустоты я услышала, как Мира позвала Наполеона. Почувствовала, как он подхватил меня и тащит куда-то. Сильный большой ребёнок. Я могла идти сама. Ноги плохо слушались, но двигаться могли. Шаг за шагом. В никуда. Когда я увидела мамину комнату, то осознала, что произошло. И не смогла больше дышать. Мама. Умерла. Грудь сдавило от невыносимой боли, все мои мысли поглотил ужас смерти. Я поняла, что плачу, но дышать нормально не получалось. Маленький вдох. Маленький выдох. Всё. Больше не могу. Не хочу. Хватит!

Я стала вырываться из цепкой хватки Наполеона, он тут же отпустил меня. Но этого было мало. Я стала толкать его, бить руками и кричать. Наверное, от ярости я стала превращаться в кошку, потому что порвала одежду и даже поцарапала ошарашенного Наполеона. Но он не убегал. Отходил назад шаг за шагом, но продолжать терпеть. Пока я, наконец, не прижала его к стенке и остановилась. Я могу дышать. Могу отдышаться. Бедный рысёныш. Смотрит на меня и не понимает, что ему делать. Я отошла и села на диван, всматриваясь на еле различимое отражение в экране телевизора. Да, точно. Почти обратилась. Уши удлинились и потянулись вверх. Нос приплюснулся и почернел. Из щёк тянулись вибриссы. Всё постепенно вернулось в норму. Слёзы всё ещё текли по щекам, но мне было немного легче. По крайней мере, я понимала, что происходит. И перестала надеяться, сопротивляться. Мама умерла. Я опоздала…

Что я могла ещё сделать? Сидела и плакала. Ждала, пока закончатся слёзы, и мне станет всё равно. Но это не прекращалось. Долго. Даже Наполеон, опасливо на меня поглядывая, присел у стены. Просто смотрел, наблюдал. И ждал, пока Мира позовёт и позволит уйти подальше от бешеной кошки. Прости, рысёныш. Когда смогу говорить, обязательно извинюсь. И куплю что-нибудь вкусное. Как же хреново…

Марк пришёл. Я смотрела в пол, наклонив голову, но узнала его ботинки. Не хотелось поднимать глаза и видеть этот сочувствующий взгляд. Не хочу. Марк подошёл, положив руку мне на плечо, и сказал: “Всё хорошо”. Ужасная фраза. Никогда и никого не успокоит. У самого же родители погибли. Сам бы как на такое среагировал? “Она жива,” — продолжил Марк. Или мне показалось, что он так сказал. Очень хотелось услышать эти слова. Несмотря на то, что я видела смерть мамы, до конца не верила в это. “Она жива, всё хорошо,” — эхом повторил Марк, взял меня за подбородок и поднял мне голову. “Смотри на меня, — его голос казался таким нереальным. — Она жива. Всё в порядке. Мы успели”. Я не верила. Марк так пытался успокоить меня? Но зачем? Я же знаю, видела всё своими глазами. Он внезапно подхватил меня и буквально потащил за собой. Куда? Зачем?! Из комнаты в прихожую и на кухню. Мама… она сидела на стуле, придерживая