Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она сидела около бассейна на внутреннем дворике. Рядом, на траве, лежал любимый лабрадор Бадди. Собака делала вид что спит, но постоянно открывала глаз, когда хозяйка тяжело вздыхала, меняла позу или вставала с пластикового кресла, чтобы пройтись вдоль бассейна. Как всегда в последнее время она надевала дома черные брюки, такого же цвета блузку, туфли «лодочкой» и длинную синюю кофту. Со второго этажа из кабинета мужа раздавались звуки саксофона, он любил включить составленный им CD-диск «Избранное из фонотеки Клинтона» и подыгрывать на саксофоне самым знаменитым американским джазменам. Вот и сейчас из открытого окна его домашней библиотеки в тысячный раз лился удивительный «баритон» саксофона великого Джона Колтрейна. Его самая душевная и лирическая композиция – «Моя первая и единственная любовь». Казалось, саксофон Колтрейна звучит на записи в одиночестве, настолько деликатно играли на рояле и контрабасе музыканты его группы. Хиллари не хотелось прерывать Билла на полуслове. Она дождалась, когда во второй части композиции Колтрейна сменил не менее знаменитый вокалист Джонни Хартман. Как всегда, слушала не только она. Обычно когда Билл занимался музыкой или просто прокручивал то, что ему нравится, в соседнем здании посольства Новой Зеландии открывались окна, и головы сотрудников не убирались из них, пока Билл не заканчивал музыкальный час.
Наконец последние аккорды затихли. Хиллари поднялась с кресла и тихонько позвала.
– Билл, дорогой, ты слышишь меня?
Ответ из окна второго этажа не заставил себя ждать. – Да, дорогая!
– Спустись в столовую, нам надо поговорить!
– Пять минут, сложу инструменты.
Она пошла в дом. Бадди, всегда готовый бегать и прыгать в любой ситуации, тотчас вскочил и бросился к дому. Ударил передними лапами по входной двери, она отворилась. Хозяйка дома прошла в столовую, к любимой картине солнечного дня, висящей на стене цвета морской волны. Достала из холодильника две бутылки кока-колы и стаканы. Когда в столовую спустился муж, она подошла к нему, обняла. Он нежно поцеловал ее в лоб.
– Что случилось? Я знаю, что окружной судья настаивает на твоем допросе. Не забывай, мы оба юристы и можем защитить себя сами. Я наконец могу быть твоим адвокатом.
Они подошли к длинному столу. На Билле светлая футболка, спортивные брюки. На ногах – короткие белые носки. Практически все полы в их доме были застелены коврами, ходить по ним в носках было удобнее всего.
– Дело намного сложнее. Через сто дней выборы президента. Если мошенник снова выиграет, он нас добьет!
– Вы с Нэнси пытались устроить ему импичмент полгода назад. У вас ничего не вышло. – Билл налил в стакан газировку, сделал несколько глотков.
– Ничего не вышло, потому что железных доказательств не оказалось. У многих не выдержали нервы. Его боятся. Он наглец.
– Что изменилось? Ты рассказываешь про генерала КГБ Калугина. Откуда мы можем знать, что он не подстава и на суде в Сенате скажет все наоборот?
– Что может быть наоборот? Что его внучатый племянник, который только что был на гастролях в США и на своем концерте незаконно агитировал голосовать за Трампа, бывший сотрудник КГБ?
– Дорогая, КГБ нет уже тридцать лет!
– Агенты КГБ остались. И один из них – племянник президента США! Ты только вдумайся и представь заголовки газет и телешоу!
– А ты не думала, что половина Штатов за него? Кроме западного и восточного побережий его любят везде. Даже в районах с самыми массовыми беспорядками афроамериканцев его портреты не жгут, хотя он призывает ввести в эти города национальную гвардию.
– О чем ты говоришь? – Хиллари нахмурила брови.
– О том, что мы можем подлить масла в огонь. Он не будет молчать.
– То есть мы будем спокойно ждать, как Окружной суд будет меня потрошить, а наглец чирикать в Твиттере, что старой Хиллари конец? Нет, дорогой, надо сместить вектор расследований ФБР и комиссий Конгресса в сторону Трампа. Наконец, если я промолчу о том, что узнала от Калугина, то совершу государственное преступление, похлеще использования частного почтового сервера.
– Ты забываешь, что в Сенате за импичмент должны проголосовать не менее двух третей сенаторов, а демократы там в меньшинстве. Разве будут республиканцы голосовать против своего? – Билл протянул руки к жене и взял ее ладони в свои.
– Билли, представь себе, что будет делать сенатор-республиканец, если на слушаниях в Сенате бывшие и нынешние руководители ЦРУ расскажут под присягой о шифровках из Москвы, где подтверждается интерес КГБ к Трампу на протяжении пятидесяти лет! Когда будут допрошены свидетели его пребывания в Москве и рассказано то, о чем Калугин просто побоялся мне сказать!
– Что еще может быть такого, о чем он побоялся сказать?
– Не знаю. Русский говорит, что всем выгоднее, чтобы он дожил до суда над Трампом.
– Дорогая, здесь так много всего, что не похоже на правду. Давай подумаем, есть ли другой вариант?
– Я думала. На мой взгляд, такого варианта нет.
В это время лабрадор Бадди решил напомнить о себе. Виляя хвостом, он подошел к хозяйке, положил голову ей на колени и уставился преданными собачьими глазами ей в лицо. Она вынула ладонь из рук мужа, начала гладить собаку.
– Что если я встречусь с ним и буду просить не раздувать скандал. Пусть выигрывает выборы и забудет о нас. Если проиграет, станет не нужным никому.
– Если проиграет, окружной судья от нас не отстанет. Процесс против меня уже запущен. Его можно заглушить только скандалом такого масштаба, в котором про меня просто забудут.
– Такой скандал трудно представить. Людей едва ли чем-то удивишь. Кругом погромы, китайцы и русские над нами издеваются. Европа вот-вот пошлет нас к черту. – Билл поднялся, подошел к холодильнику и достал еще одну бутылочку кока-колы.
– Калугин утверждает, что пятьдесят лет назад молодой Трамп был обещан КГБ в качестве будущего президента США в обмен на наш полный контроль сначала над Генеральным секретарем ЦК КПСС, а потом и президентом СССР Михаилом Горбачевым.
– Это слова