Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Смиренней и возвышенней всего» — прямая отсылка к «Песни Богородицы» из «Евангелия от Луки»: «призрел Он на смирение рабы Своей»[276].
«Предызбранная Промыслом вершина»[277]. В этих словах выражена мысль о том, что Бог созерцает Марию извечно и видит Свое величие в величии Марии. Потрясающе! Словно Бог создал мир, Адама и Еву в мыслях и заботе о Ней, целую вечность ожидая Ее прихода.
И это можно сказать о каждом из нас: Бог создал мир — солнце, небо, деревья, звезды, жизнь с ее эволюцией, историей и прочим — ради нас с тобой, заботясь о нас с тобой. «Проблема существования мира — это счастье отдельного человека»[278], — писал отец Джуссани. Каждый из нас — «предызбранная Промыслом вершина».
Вторая терцина. Ты Та, Кто настолько возвеличила человеческое естество, что «Его творящий», то есть его Создатель, «не пренебрег твореньем стать Его»: создавший все ради Тебя, ради Твоего благородства согласился стать твореньем.
[«Стала вновь горящей любовь»: любовь, благодаря которой все возникло, в Твоей утробе пробудилась, разгорелась с новой силой, вновь все преобразила. Это новое творение, которому положил начало Иисус. Из нежности, покорности и любви, которую Ты несла в жизни, «в Твоей утробе» распустился цветок, раскрылся «райский цвет», или «белая роза»[279], сонм блаженных, то есть спасение мира, спасенный мир.]
[Здесь Ты сияешь для нас любовью, как полуденное солнце, а там, на земле, среди смертных, «Ты — упования живой родник», уверенность нашей надежды (в уже упомянутом смысле уверенности, коренящейся в настоящем)].
[Ты так велика, наделена такой властью, такой мощью, что желание того, кто ожидает милости, но не обращается к Тебе, подобно желанию лететь, не имея крыльев.]
Вспоминается рассказ Улисса о том, как «свой шальной полет / На крыльях весел судно устремило». Почему полет Улисса шальной, или безумный?[280] Потому что он хочет достичь Бога, используя вместо крыльев весла, то есть человеческие силы. Но это невозможно: для того, чтобы прийти к Богу, нужна милость, которой не добиться без помощи Богородицы, без Ее веры.
[Твоя забота, Твоя любовь не просто исполняют просьбы, но намного предвосхищают их: Ты понимаешь, в чем мы нуждаемся, и даруешь нам это, прежде чем мы сами это осознаем и выразим в просьбе или молитве.]
Это объясняет происходящее в песни первой «Ада», когда Данте может крикнуть кому-то: «Спаси!» (Miserere) именно потому, что рядом с ним оказывается Вергилий, посланный Беатриче, которую послала святая Лючия, а ту, в свою очередь, послала Богоматерь. Именно Мария еще прежде, чем Данте воскликнул: «Спаси!», устремилась ему навстречу через «трех благословенных жен» и потом Вергилия. Поэтому Данте может воскликнуть свое «Спаси!». Потрясающе!
[В Тебе сострадание, любовь, великолепие, в Тебе сочетается все, что есть самого прекрасного в человеке. В Тебе слилось воедино все благое, на которое только способно творение.]
Окончив это воззвание, представляющее собой так называемую каноническую молитву, святой Бернард переходит непосредственно к просьбе.
[ «Этот человек, — продолжает святой Бернард, — достигший глубин Вселенной и на своем пути увидевший все, что возможно увидеть, молит Тебя, как о Божественной милости, о таком мощном зрении, чтобы он смог обратить свой взгляд к Богу. Сделай так, чтобы этот человек, несмотря на то что ему предстоит вернуться в мир живущих, смог увидеть Лик Бога. И я, никогда не просивший Тебя так настойчиво за себя, как сейчас прошу за него, обращаю к Тебе все свои мольбы в надежде, что их будет достаточно, чтобы развеять перед ним „последнюю преграду / Телесной мглы“: исцели его, прогони туман, в котором обычно живет человек и который его смущает, не позволяя видеть вещи в истинном свете. Окажи ему эту милость, пусть он прозреет».]
Это крик слепого из Евангелия: «Господи! Чтобы мне прозреть» (Лк. 18: 41). C какой же целью святой Бернард просит об этой милости? Что означает мольба «и высшую раскрой ему Отраду»? Конечная цель жизни — это высшая радость, высшее наслаждение. Христианская жизнь, жизнь в Боге, жизнь в Истине как высшее наслаждение. Увы, это так не похоже на морализаторские идеи, которые стремится нам внушить определенный тип католического воспитания.
Помню, когда в моем детстве на уроках катехизиса священник делил доску на две части и с одной стороны просил нас записать то, что нравится Иисусу, а с другой — то, что не нравится, мне нравились абсолютно все те вещи, которые не нравились Иисусу, а в другом списке не было ни одной вещи, которая пришлась бы мне по душе. И мы росли немного нервными, думая, что христианская жизнь — это противоположность счастья, наслаждения, блага. Тогда как Данте определяет встречу с Богом как «высшую Отраду». Так, потом он скажет о себе, что «познал… огромность ликованья», а в оригинале еще конкретнее — «я наслаждаюсь»[281].