Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На берегу, всего в двенадцати футах от них, была Англия, было убежище, была свобода. Как только они достигнут этого берега, как только они исчезнут в толпе, они будут свободны. Но это было невозможно, конечно, — связи, соединяющие их с этой проклятой каютой, не могли быть так легко разорваны. Неужели?
Дощатый настил уступил место твердой земле. Робин оглянулся через плечо. Никто не следовал за ними. Никто даже не смотрел в их сторону.
Они сели на омнибус до северного Лондона, откуда взяли такси до Хэмпстеда. Они без долгих споров договорились, что по прибытии сначала проведут ночь в резиденции профессора Ловелла в Хэмпстеде — они приехали слишком поздно, чтобы успеть на поезд до Оксфорда, а Робин знал, что миссис Пайпер все еще в Иерихоне и что запасной ключ от поместья спрятан под цветочным горшком в саду. На следующее утро они сели на поезд до Паддингтона и вернулись в школу, как и планировали.
Во время плавания всем им пришло в голову, что остается один очевидный вариант: бежать, бросив все и покинув континент; сесть на пакетбот, направляющийся в Америку или Австралию, или вернуться в страны, из которых они были вырваны.
— Мы можем сбежать в Новый Свет, — предложил Рами. — Поехать в Канаду.
— Ты даже не говоришь по-французски, — сказала Летти.
— Это французский, Летти. — Рами закатил глаза. — Самая хлипкая дочь латыни. Насколько это может быть трудно?
— Нам придется найти работу, — заметила Виктория. — У нас больше не будет стипендии, как мы будем жить?
Это была хорошая мысль, которую они как-то упустили из виду. Годы получения надежной стипендии заставили их забыть о том, что им всегда хватало только на несколько месяцев; за пределами Оксфорда, в месте, где им больше не предоставляли жилье и питание, у них не будет ничего.
— Ну, а как другие люди находят работу? — спросил Рами. — Полагаю, ты просто идешь в магазин и отвечаешь на объявление?
— Ты должен быть учеником, — ответила Летти. — Думаю, есть период обучения, хотя это стоит денег...
— Тогда как найти торговца, который возьмет их на работу?
— Я не знаю, — сказала Летти, расстроившись. — Откуда мне знать? Я понятия не имею.
Нет, никогда не было никакой реальной возможности, что они покинут университет. Несмотря ни на что, несмотря на вполне реальный риск, что если они вернутся в Оксфорд, то их арестуют, проведут расследование и бросят в тюрьму или повесят, они не могли представить себе жизнь, не связанную с университетом. Ведь у них не было ничего другого. У них не было никаких навыков; у них не было ни силы, ни темперамента для ручного труда, и у них не было связей, чтобы найти работу. Самое главное, они не знали, как жить. Никто из них не имел ни малейшего представления о том, сколько стоит снять комнату, купить продуктов на неделю или обустроить себя в городе, не являющемся университетом. До сих пор обо всем этом заботились за них. В Хэмпстеде была миссис Пайпер, а в Оксфорде — скауты и постельные мастера. Робин, правда, с трудом объяснил бы, как именно нужно стирать белье.
Когда дело дошло до дела, они просто не могли думать о себе иначе, чем как о студентах, не могли представить себе мир, в котором они не принадлежали бы Вавилону. Вавилон был всем, что они знали. Вавилон был их домом. И хотя он знал, что это глупо, Робин подозревал, что он не единственный, кто в глубине души верил, что, несмотря ни на что, существует мир, в котором, когда все эти неприятности закончатся, когда будут сделаны все необходимые приготовления и все будет убрано под ковер, он все равно сможет вернуться в свою комнату на Мэгпай-лейн, проснуться под нежное пение птиц и теплый солнечный свет, проникающий через узкое окно, и снова проводить свои дни, корпя лишь над мертвыми языками.
Глава двадцатая
Благодаря помощи и информации, которую вы и мистер Джардин так любезно предоставили нам, мы смогли дать нашим военно-морским, военным и дипломатическим делам в Китае те подробные инструкции, которые привели к этим удовлетворительным результатам».
Когда они вылезли из такси в Хэмпстеде, шел сильный дождь. Дом профессора Ловелла они нашли скорее благодаря удаче, чем чему-либо еще. Робин думал, что легко запомнит маршрут, но три года вдали от дома подпортили ему память больше, чем он предполагал, а из-за хлещущего дождя все дома выглядели одинаково: мокрые, блочные, окруженные грязной, стекающей листвой. Когда они наконец нашли кирпично-белый дом с лепниной, они были насквозь мокрые и дрожали.
— Держись. — Виктория оттащила Рами назад, как только он направился к двери. — Может, нам лучше обойти сзади? Вдруг нас кто-нибудь увидит?
— Если они нас увидят, значит, они нас увидят, это не преступление — быть в Хэмпстеде...
— Это преступление, если видно, что ты здесь не живешь...
— Привет!
Они все разом повернули головы, как испуганные котята. Женщина махала им с порога дома напротив.
— Привет, — позвала она снова. — Вы ищете профессора?
Они в панике посмотрели друг на друга; они не обговорили ответ на этот случай. Они хотели избежать любых ассоциаций с человеком, чье отсутствие вскоре вызовет большой интерес. Но как еще они могли оправдать свое присутствие в Хэмпстеде?
— Мы, — быстро сказал Робин, пока их молчание не стало подозрительным, — мы его студенты. Мы только что вернулись из-за границы — он сказал нам встретиться с ним здесь, когда мы вернемся, но уже поздно, а у дверей никого нет.
— Он, наверное, в университете. — Выражение лица женщины на самом деле было вполне дружелюбным; она казалась враждебной только потому, что кричала из-за дождя. — Он бывает здесь всего несколько недель в году. Оставайтесь здесь.
Она повернулась и поспешила обратно в дом. Дверь захлопнулась за ней.
— Черт возьми, — пробормотал Рами. — Что ты делаешь?
— Я подумала, что лучше держаться ближе к правде...
— Слишком близко к правде, не находишь? Что случится, если кто-нибудь спросит ее?
— Что