— Доброе утро, Милена! — нарочито громко поздоровалась Сцилла. Подчеркнутая вежливость выглядела как упрек.

«Круто», — подумала Милена с безотчетным раздражением и рассеянно ответила:

— Привет.

Следующую фразу она произнесла, лишь собравшись с духом:

— Толл. Еще раз тебя попрошу: следи, пожалуйста, чтобы в куб снаружи не просачивалось искажение, ладно?

— Ну ладно, — хмыкнул тот, по-прежнему не глядя в ее сторону.

— А то у нас что-то постоянно искажает фокусировку.

Известно что: Троун старается.

— Н-да, что-то последнее время действительно до нормы не дотягивает, — с немного растерянной усмешкой согласился Толл.

— Не просто не дотягивает, а никуда не годится, — безжалостно поправила Милена.

Он небось думает, что я к нему просто придираюсь. А что я могу сделать? Пусть думает.

— Так, — крутнув в очередной раз шеей, вспомнила она об остальных. Мозги на какой-то момент словно перемкнуло.

«Ч-черт, а на чем мы вчера вообще остановились? — На нервозность вирусы реагировали тем, что тоже становились дергаными и неуправляемыми. — Даже не помню, какую мы делали сцену. Невозможно работать».

Получается, Троун справлялась со своей задачей.

— Сцилла, а на чем мы вчера остановились?

Она попыталась спросить как можно непринужденней и дружелюбнее, но вышло как-то капризно и плаксиво.

— «Был ранний час», — протянула Сцилла с тягостным вздохом, демонстрирующим, что она уже не рада, что связалась с постановкой.

— Э-э… Это твоя такая реплика, что ли?

Милену била дрожь, отчего сжатые кулаки ходили ходуном, словно встряхивали игральные кости.

— Милена, мы же еще не дошли до того места, где я вступаю. Сначала входит Вергилий, потом уже идет пение. Ты что, не помнишь, что я играю Вергилия?

За самим рассказчиком значилось всего тридцать семь реплик, и то лишь для усиления визуального эффекта, фоном к музыке. Остальное — пение. А несчастные актеры до сих пор еще и рта не раскрыли; все поглощала эта бессмысленная возня со вступлением, живое дополнение к декорациям. Как будто больше не на что время убить. У людей время транжирится попусту, вот и все.

«Я справлюсь, все равно справлюсь», — с упорством думала Милена-режиссер. Потянувшись через Толла, она подрегулировала шкалу настройки, нажала нужные кнопки, после чего закрыла глаза. Свет зала поступал в мозг для Преобразования, и Милена даже с закрытыми глазами разглядела, как Сцилла с Питерполом переглянулись и со значением покачали головами.

— Тебе же будет легче, гораздо легче, если ты повытаскиваешь эти штуковины из глаз, — сказал Толл Баррет, имея в виду контактные линзы.

— Не могу, Толл, — отозвалась Милена. — И объяснить, почему не могу, тоже не могу.

Работать ей приходилось с закрытыми глазами. Иначе, чтобы уклоняться от помех, она была бы вынуждена постоянно дергаться из стороны в сторону. «Все равно справлюсь. Все равно получится». Милена уже приноровилась работать с закрытыми глазами.

Нагнетаемые разумом, созидались образы. Они у нее уже вполне сложились. Ей виделась темная чащоба с отполированными мертвыми сучьями, когтисто изогнутыми голыми ветвями. Едва ли не физически ощущалась почва, обильно удобренная веками естественного гниения за счет бесчисленных наслоений упавшей листвы и коры. А за ветвями уже проглядывала влекущая даль с крутыми вулканическими склонами на горизонте. И уже дышал, волной колыша темную листву, предрассветный ветерок. Воздух, обтекая валуны, поднимался по высоким склонам к облакам и гнал их, степенно открывая пока еще бледную панораму зарождающегося рассвета. Он возвещал конец жуткой ночи, проведенной заблудшим путником в сумрачном лесу. «Представь, — внушала себе Милена, — что и твои тяготы когда-нибудь закончатся».

Навстречу вышла рысь — гибкая, с контрастными пятнами на шкуре и лукавой улыбкой Чеширского кота. Музыка преобразовывала слова в звуки:

Она, кружа, мне преграждала высь,

И я не раз на крутизне опасной

Возвратным следом помышлял спастись…

— Гм, — подал голос Толл Баррет. — Рысь как-то очень уж на человека похожа. Может, поубавить сходства? Хотя смотри, тебе видней.

— Хорошо, давай убавим, — согласилась Милена, слегка меняя облик животного.

Устало заковылял по воображаемому склону Питерпол, обыкновенный парень в обычной одежде. Солнце понемногу скрадывало своим светом гаснущие утренние звезды. Милена перенесла образ на пейзаж. Путник передвигался по земле, а рядом с ним гибко кружила рысь, к которой готовился присоединиться лев.

Толл Баррет тронул Милену за руку.

— Милена, посмотри, что ты делаешь.

Та открыла глаза. Лапы у льва, ее прекрасного благородного льва, были нелепо и криво обведены жирными световыми контурами, как будто их нарисовал ребенок. Она зажмурилась; умозрительный образ был в полном порядке. «Да что же это такое! Этого не должно быть! Черт, черт, черт!!!»

Милена опомнилась лишь тогда, когда уже трижды грохнула кулаком по пульту. Толл, Питерпол и Сцилла смотрели на нее с тихим ужасом.

Троун все же изыскала способ ее уничтожить. И как легко, как технично! Настраиваясь в резонанс, она просто-напросто посылала свои намеренно искаженные, дилетантские поправки прямо в голограмму. Причем в самом нужном месте. А кто еще мог такое сделать? И кто поверит, что это делает не сама Милена?

— Может, прервемся? — предложил Толл.

Милена снова открыла глаза. А значит, ей теперь опять надо было крутить шеей, дергаться, раскачиваться, как страдающему аутизмом ребенку.

У Сциллы вид был такой, что не передать словами. Нервно крутя на пальцах кольца, она решительным шагом подошла к пульту и, облокотясь на консоль, посмотрела Милене в глаза. Точнее, попыталась взглянуть: зрачков за зеркальными линзами все равно не было видно.

— Милена! Тебе самой все это еще не надоело?

— Нет, — ответила Милена сухо.

— Это огромный по масштабам проект, и он требует профессионального подхода. Если ты не справляешься, то так и скажи. Ты уже сделала все, что могла, но, как видишь, ничего не вышло. — Толл Баррет был менее дипломатичен.

Питерпол уже страдал певческим недугом и потому говорить ничего не стал — уж лучше молчать, чем заикаться и выглядеть посмешищем. Тем не менее глаза у него ясно выражали все, что он сейчас думал.

Милена помолчала, устало смежив веки.

— Попробуем еще раз, — выдавила она с окаменелым лицом. «Сдаться? Ну уж нет». Все тяжело вздохнули.

— Всем привет! — послышался знакомый голос. — Как тут у вас, все нормально?

Голос был натянутым, как готовая лопнуть скрипичная струна. И точно так же все подобралось и натянулось внутри Милены. Затылок словно иголками закололо. Открыв глаза, она обернулась.