Лиза смолкла и взглядом велела Якову обернуться: в темном коридоре, за полуприкрытой дверью, наметилось движение. Беззвучно возник смуглый юноша, поклонился и прошелестел: есть новые сведения. В лесу на Лёлю напали. Сработана засада была грубо, злодеев всех отследили, но брать не стали. Появились иные люди, исполнившие эту работу. Лёля ведет себя замечательно: оружия не достала, паникует, бежит через лес, покинув тропу. Нельзя не поверить, что она «пансионная барышня», испуганная до потери рассудка. Ее уже не преследуют прежние злодеи, зато у опушки ждут новые. И это конец игры: там два жандарма и трое в штатском. Значит, девушку намереваются отвезти в ближний участок, чтобы проверить документы и провести первичный допрос. Она обрадуется, что спасена и скажет все честно, – вероятно, на это делается расчёт. И, надо думать, после первого допроса Лёлю уже не отпустят.

– Согласен, – кивнул Яков. Обернулся к Лизе. – Будь осторожна. Васе Норскому можно верить полностью. И, хотя ты не любишь южан, этому юноше – тоже. Иным не верь, даже если станут передавать письма от меня.

– Сам поосторожнее, – усмехнулась Лиза. – Ты вряд ли изжил привычки завзятого игрока.

– Я не играю.

– Разве? То и дело ставишь жизнь на кон, сев за чужой стол и взяв чужие проигрышные карты, – Лиза устало выпрямила спину и отвернулась. – Иди, непутевый. Вот счастье, что ты чужак. Такой сын – горе для матери. Младший, и то менее безрассуден, в его-то годы. Эй, Лёля не пропадет. Она имеет опыт найма, она…

– Тогда тебе было тридцать с лишним, сейчас ей нет и двадцати, – Яков подмигнул Младшему. – Мама Лиза не волнуется за Лёлю, ведь, набросав попреков, знает, что будет дальше. Мне пора. Надеюсь, я не создал и не создам осложнений для всех вас.

– Ин Тарри в деле, – ворчливо попрекнула Лиза. – Пусть они тряхнут мошной. Зачем кровью платить за то, что решается деньгами?

– Лизка, хоть за меня не волнуйся, – Яков быстро обогнул стол, обнял приятельницу со спины, поцеловал в макушку. – Лизка, я ждал возможности выпить этот чай много-много лет. Спасибо. Младший! – Яков выпрямился и строго глянул на пацана. – Следи за ее здоровьем и душевным покоем. Это дело – на тебе, мамкин любимчик.

Последние слова Яков выкрикнул уже из коридора. Проходя мимо, хлопнул по плечу притаившегося в тени южанина – смутно знакомого, уж точно из числа доверенных людей Юсуфа – и заспешил дальше. Покинул дом, замер на миг. Южанин призраком возник рядом и поклонился.

– Те штатские… как ты видишь, наемники или хуже?

– Если мне дозволено прямо высказать мнение, – быстро зашептал южанин, кланяясь, как старшему, – нет, не наемники. Я видел их. Иносветцы.

– Вот этого я и опасался.

Яков заспешил через парк. Южанин беззвучно скользил рядом, не отставая и на полшага. Не иначе – прикинул Яков – у него строгий приказ Юсуфа: беречь наставника. И, если сказано именно так – «наставника», да еще с поклоном, то усердный исполнитель костьми ляжет. Вот еще беда на ровном месте! Хорошо хоть, человек Юсуфа сперва высказался честно, а после пожалел о своей говорливости. Иносветцы – так люди песков с показным презрением зовут служителей чужого для них северного храма.

– Я сообщу старшему, – южанин попытался заступить дорогу. – Умоляю, не надо спешить. Со мной лишь три человека, прочие заняты в слежке. Если вам удобнее он, я вызову господина Курта, но умоляю…

Яков тихонько рассмеялся. «Умоляю» в исполнении пустынного убийцы слишком уж созвучно угрозе. Шепчущее слово – вроде сброшенной змеиной шкуры. Весь настоящий смысл уполз, осталась лишь тонкая оболочка звучания: Юсуф велел сберечь наставника любой ценой, и значит, прямо теперь исполнительному южанину надо остановить спутника. Пока он пытается сделать это мягко, словами, но, если не выйдет так – он отравит, оглушит или… Яков нахмурился, заинтересованно перебирая варианты, пробуя рассмотреть их в черноте непроницаемого взгляда.

– Малыш, прости. Я гораздо старше. Юсуф знает и поймет, – утешил Яков, обездвижив спутника в одно касание. Усадил его под дерево, поправил голову. – Это ненадолго. Очнешься, звони Курту, я почти уверен, тут полезно имя старшего князя. И не переживай, я вовсе не желаю себе вреда. Я ничуть не безрассудный. Ничуть.

Бормоча под нос и фыркая от возмущения, Яков огляделся. Слежки не было, да и спина не ощущала взглядов. Спина выползка – она ох как умеет потеть и холодеть, предвкушая пули и ножи. Раньше были в ходу стрелы, – передернув плечами, припомнил Яков и побежал через парк. Отравленные стрелы с зазубренными наконечниками. Выдирать такие… брр, даже подумать мерзко!

Двое помощников южанина ждали у ворот. Яков строго приказал им вернуться в дом за указаниями, забрался в машину, развернул ее, безжалостно уродуя клумбу, тараня аккуратно стриженный кустарник. Последний раз глянул на дорогу. Да уж, за ночь ее размесили, первый же дождь сделает доступ к усадьбе невозможным. Клумба тогда уцелела чудом, а сейчас и ей не повезло.

Мотор зарычал в полную силу. Машина жестко запрыгала по ухабам, лязгая и дребезжа. Свежих луж не было, старые таились в длинных колеях, накатанных еще летом. Попав в лужу, машина пританцовывала, кидала задом… и Якову казалось, что сейчас его последние надежды увязнут в грязи, что он опять опоздает. Люди в штатском рядом с жандармами… это особенная порода тайной службы храма. Если нет ошибки, если именно они, дело плохо! Методы этих выродков вряд ли изменились за полвека с прошлой встречи. Тогда Яков тоже спешил, но – опоздал.

– Почему храм? – бормотал Яков, кое-как вписывая машину в крутой поворот. – Почему? Они не знают, кто я. Они не знают всего про Юну. Если так, зачем им прямо лезть в дело на стороне артели? Что-то мы все упустили…

Вдали показались первые дома поселка при полузаброшенной станции, где поезда и летом останавливались раз в неделю. Яков сразу выбрал нужную крышу – жандармерия должна находиться там. Хочется верить, Лёля еще там, еще жива и в уме. Наверняка: надежда полыхнула сигнальным костром, когда Яков увидел шагающего по обочине человека. Здоровенный мужик, лет ему… тридцать или чуть более. Стрижен почти налысо. Листья с подола стряхивает, значит, натянул поверх своей одежды балахон храмового служки прямо в лесу, только что.

Яков решительно вывернул руль и догнал «служку» за обочиной, у самого орешника. Парень уворачивался слишком проворно для постороннего в деле. Удар пришелся вскользь, и все же повалил и оглушил… Машина еще не встала, а Яков уже распахнул дверцу, выпрыгнул, перекатился, метнулся – и в два удара обеспечил жертве бессознание аж до сумерек. Воровато огляделся: нет свидетелей. Рывком затащил «служку» на место пассажира. Избавил от балахона и оставил в позе, дающей намек на сладкий сон. Быстро натянул одеяние, фыркая от злости: велико, утонуть в таком можно! Но ладно же, сойдет…

Полдела сделано. Яков замер на миг, медленно выпрямился, придал лицу благостное выражение. Подобрал полы одежды и заспешил к жандармерии. Поселок был совсем маленький, к тому же выглядел брошенным. Наверняка те, кто еще не уехал отсюда, работали в столице, и потому в любой день все три местные улицы делались совсем пустыми… Не зря Лёлю повезли сюда! Вот и жандармерия. От дверей Яков чинно кивнул заспанному толстяку в форме.