Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Спасибо.
— Пожалуйста. Я прилягу. Ты обращайся, если что.
Настроение поднялось, как ни странно. Вечером я звонила Максиму, он спрашивал, когда мы с Полиной вернёмся домой, сказал, что даже прибрался у себя в комнате. Я пообещала, что завтра мы увидимся.
Ночью я два раза вставала и ходила смотреть на дочь, а утром была у врача и просила самостоятельно ухаживать за ней, так как тоже врач, но мне отказали, однако обрадовали: её состояние потихоньку начало стабилизироваться.
Я понимала, почему Полина родилась раньше срока: всему виной был вирус, который Максим принёс из школы. И всё же состояние Полины объяснялось вовсе не моей внезапной болезнью, а чрезмерным выбросом волчьего гормона в кровь. Получается, что мой организм сам травил ребёнка всё это время и не давал ему нормально развиваться. Теперь же мне оставалось только маяться и изводить себя мыслями о последствиях.
В палате было не отдохнуть, Лера уже плакала от усталости:
— Тут надо шесть рук, а не две!
Девочки у неё были шумные: стоило проснуться одной, как остальные тоже начинали голосить, так что утверждение, что дети до месяца ничего не слышат, — сказки. Несколько раз вставала и я, так как понимала: уснуть, пока дети не успокоятся, не удастся.
Наутро хаос в моей голове немного улёгся, на душе стало спокойней. В 7 утра звонил Дилан, волновался, спрашивал, есть ли новости, я ответила, что пока никаких. Он сказал, что они с Максимом приедут ко мне около шести вечера.
Весь день я моталась от детского отделения к палате и наоборот, а ещё помогала Лере, так и коротала время. Она сегодня тоже ждала гостей: маму, мужа и свекровь, очень волновалась из-за своей неопытности в обращении с детьми.
Дилан с Максимом приехали позже запланированного: попали в пробку. Максимка сразу бросился обниматься, затем попросил посмотреть на сестрёнку.
— Сегодня ты выглядишь гораздо лучше. — заметил Дилан.
— Надо брать себя в руки. Как Максим себя вёл с тобой?
— Нормально. — коротко ответил Дилан, но при этом так выразительно покосился на сына, что я в этой нормальности усомнилась. Максим был чересчур возбуждён, суетился и прыгал возле меня, требовал моего внимания.
Мы все вместе ходили в детское отделение смотреть на Полину, по пути встретили врача, который сообщил нам хорошую новость: у неё раскрылось второе лёгкое. Однако малышку всё ещё нельзя было брать на руки.
— А можно потрогать? — спросил Максим.
— Нет. Потрогаешь, когда выпишут. — покачала головой я.
— А я тоже был таким, когда родился?
— Ты был вдвое больше и темнее.
— А в кого она такая светлая?
— В папу. — ответила я. — Папа у нас белый.
— Он не белый, он седой! — воскликнул Максим. Полина, как будто услышав его голос, пошевелилась и закряхтела. — О-о-о… Ей больно?
— Нет. Все маленькие дети плачут, потому что не умеют говорить. Всё, идём, здесь нельзя долго находиться.
— А завтра мы придём сюда? — не унимался сын.
— Может быть.
— А можно я останусь ночевать с тобой?
— Ты у нас маленький мальчик? Здесь только новорождённые дети. — я легонько потрепала его за волосы.
— Я хочу с тобой.
— Нельзя. Пока Полина выздоравливает, мне нужно быть здесь.
— Ну, мама…
— Иди сюда. — я обняла его. — Скучно тебе дома?
— Мне плохо без тебя.
— Кто у нас тут мужчина? Вас там двое, так что как-нибудь справляйтесь. Приеду — проверю.
Дилан молча сидел рядом, вид у него был какой-то отстранённый, видимо, он не хотел смущать и обижать Максима.
— Дилан? — позвала я.
— М?
Я взяла его за руку:
— О чём задумался?
— Так, ни о чём. Всё хорошо.
— Езжайте домой.
— Нет! Нет! Нет! — застонал Максим.
— Веди себя хорошо, пожалуйста. Нам придётся провести здесь ещё несколько недель.
— Так долго?
— Слушайся папу, и он будет брать тебя с собой.
— Диана, ты звонила маме? — спросил Дилан.
Я тяжело вздохнула:
— Ещё нет. Мне страшно.
— Она же не чужой человек.
— Мне кажется, всё случившееся — это последствия моих давних ошибок.
— Не накручивай. Лучше постарайся выспаться. И позвони маме, она, должно быть, очень волнуется за тебя. — посоветовал Дилан.
— Позвоню ей завтра. Она, наверное, приедет.
— Хорошо. Пусть остановится у нас.
— А когда бабушка приедет? — встрял в разговор любопытный Максим.
— Скоро. Ну всё, идите. Дилан, проследи, чтобы Максим помылся перед сном. А ты, дружочек, пообещай, что будешь хорошо себя вести.
— Я и так нормально себя веду! — сказал Максим с таким выражением лица, будто его обвинили в преступлении.
Мы попрощались, они ушли. Дилан был прав: нужно было позвонить маме, ведь она — родной мне человек. Я решила не откладывать на утро и набрала её номер.
— Привет, мам. Я в роддоме.
— О господи… — послышался в трубке взволнованный голос. — Всё в порядке?
— Не совсем. Я родила вчера. Извини, что не позвонила раньше, была не в состоянии. Не всё в порядке. Она родилась очень слабая, мне даже не дали её подержать. Сейчас она в инкубаторе.
— А ты как себя чувствуешь?
— Так себе. Как будто из меня выкачали все силы, болезнь ещё сказывается.
— Я завтра приеду. Скажи, куда?
Я назвала адрес, сказала, что она может остаться ночевать у нас дома.
— Ладно, я возьму пару дней за свой счёт. — ответила мама.
— Хорошо, мам.
— Голос у тебя совсем невесёлый. Дилан приходил?
— Да. Они с Максимом только что ушли.
— Понятно. Ладно, завтра приеду — поговорим. Дочь, держись, скоро всё наладится.
И со следующего дня всё на самом деле начало налаживаться. Мне разрешили взять Полину на руки. Было страшно смотреть на неё, но я понимала, тем не менее, что это мой ребёнок. Я попробовала покормить её грудью, аппетит у неё, по сравнению с прожорливыми тройняшками Леры, был, как у маленькой пташки. Сосок еле поместился ей в рот, сначала она долго не могла взять грудь, потом, после долгих попыток, сделала несколько глотков и успокоилась. Долго держать её на руках мне не дали, сказали, она ещё очень слаба. Но я почувствовала, что Полина начала потихоньку оживать.
Врач по-прежнему не давал никаких прогнозов по поводу её мозговой активности, только предупредил, что с большой вероятностью она будет отставать в развитии. Для меня же главным было, что Полина выжила.