Вечером Казанцев приезжает рассерженный – взрывов не было. Теперь нужно, объясняет он исполнителям, опустить в трубы какой-то груз. Федоров и Степанов берут старые утюги, веревки и снова едут к дому Витте. Но на месте они видят, что дом окружен полицией. Они выбрасывают утюги и убегают. Бомбы обнаружил истопник, когда собирался затопить печь: увидев веревку, свисающую из дымохода, он потянул за нее, и из трубы вывалился ящик с часовым механизмом. На его счастье, кустарная «адская машина» не сработала: внутри два фунта охотничьего пороха и часовой механизм от старого будильника с плохо приделанными капсюлями.

Во время обыска дома графа Витте бывший премьер спрашивает главу тайной полиции Герасимова, кто мог быть организатором этого покушения. «Не знаю, во всяком случае, это не революционеры», – отвечает полковник.

На следующий день секретарь Дубровина Прусаков становится свидетелем еще более странной сцены: он заходит в кабинет Дубровина, когда тот ругается с незнакомыми людьми. «Ты разве держал когда-нибудь в руках три тысячи рублей?» – кричит Дубровин. Те в ответ грозят пойти к Витте. Когда незнакомцы уходят, Дубровин объясняет секретарю: «Вот, враги меня не оставляют в покое, ко мне подослали левые, жиды и граф Витте, чтобы получить с меня 3000 рублей[89], угрожая в противном случае объявить, что покушение на графа Витте организовано Союзом русского народа».

После этого Дубровин достает из кармана все тот же черновик статьи про покушение – и просит опубликовать его в «Русском знамени». Еще несколько статей о том, что Витте сам инсценировал покушение на себя, пишет Прусаков.

Герасимов же идет к Столыпину – чтобы доложить, что покушение, несомненно, организовано Союзом русского народа. «Это настоящее безобразие, – возмущается Столыпин. – Эти люди совершенно не понимают, в какое трудное положение они ставят меня, все правительство. Пора принимать против них решительные меры».

Тем временем к крестьянам Федорову и Степанову снова приходит Казанцев. Они оба сидят без работы – а он предлагает поехать всем вместе в Москву и обещает, что они будут жить за его счет. В Москве он селит их в своей квартире и рассказывает, что теперь им надо убить «вредного человека – черносотенца». И учит стрелять. Федоров стреляет лучше, поэтому именно ему поручено выполнить задание. Он выслеживает «вредного человека», на которого указывает Казанцев, и убивает его.

На следующий день Степанов и Федоров узнают из газет, что убит бывший депутат Госдумы Григорий Иоллос. Он был евреем, кадетом и близким другом покойного Герценштейна.

Только тогда они понимают, что «попали в руки черносотенца», и решают его убить.

Федоров перерезает Казанцеву сонную артерию.

У Дубровина между тем готово продолжение списка врагов русского народа. Следующими мишенями в нем значатся Владимир Набоков и Павел Милюков.

На самом деле Столыпин не может принять никаких решительных мер против Союза русского народа – у него слишком много влиятельных покровителей. Столичный градоначальник фон дер Лауниц убит, но большим поклонником черной сотни является преемник Трепова, новый дворцовый комендант Владимир Дедюлин, который регулярно организует приемы членов Союза русского народа у императора. Но дело, конечно, не в Дедюлине – самому императору и императрице очень нравится Союз русского народа, им не может не льстить все то, что говорят им Дубровин и его единомышленники.

В декабре Столыпин приносит императору указ об отмене ряда ограничений, наложенных на евреев, в том числе черты оседлости. Император обещает подписать, но вскоре возвращает бумагу: «Несмотря на вполне убедительные доводы в пользу принятия положительного решения по этому делу – внутренний голос все настойчивее твердит Мне, чтобы Я не брал этого решения на Себя. До сих пор совесть моя никогда меня не обманывала. Поэтому и в данном случае я намерен следовать ее велениям, – объясняет Николай II премьеру. – Я знаю, Вы тоже верите, что "сердце Царево в руках Божьих". Да будет так. Я несу за все власти Мною поставленные великую перед Богом ответственность и во всякое время готов отдать Ему в том ответ».

Незадолго до этого в 1906 году в Киеве проходит так называемый Всероссийский съезд русских людей, в котором участвуют и члены Союза русского народа, и других организаций. «Каждый из нас страдает за себя, но есть один Человек, который страдает за всех нас, за всю Россию и страдает безмерно», – говорит в своей речи Дубровин, предлагая помолиться за императора, – аудитория согласна. Император, императрица, а также отец Иоанн Кронштадтский присылают приветственные телеграммы. Это самый многочисленный съезд черносотенцев – приезжает больше 500 человек со всей страны.

Монархисты долго обсуждают вопрос об объединении всех правых организаций – ничего не получается, так как Союз русского народа объединяться не хочет, а просто предлагает всем влиться. Участники требуют изменить избирательный закон, лишив евреев избирательных прав, и принимают обращение к премьер-министру, требуя законодательно ограничить принятие на госслужбу инородцев. «Пусть мы будем одиноки, пусть нас не станут называть европейцами, пусть зовут черносотенцами; пусть уверяют, что мы глупцы и невежды. Мы лучше останемся одиноки со своею правдою и народною совестию… Пусть ни один из нас не попадет в Думу; воля Божия. А правда наша нам дороже и тысячи Дум», – говорит на съезде активист Союза русского народа отец Иоанн Восторгов.

Впрочем, на этот раз правые все же намерены побороться за Думу – сам Дубровин по-прежнему ее не признает, зато баллотируются многие его единомышленники. Да и Столыпин, хоть и недоволен Союзом русского народа, выделяет ему деньги на предвыборную агитацию. По воспоминаниям Полубояриновой, отдельная просьба премьера – провести в Думу от Кишинева активиста Союза русского народа Владимира Пуришкевича, бывшего сотрудника МВД.

Предвыборная кампания в Думу второго созыва начинается в декабре – и она становится первой настоящей избирательной гонкой. Если выборы в первую Думу многие партии – как правые, так и левые – игнорировали, то теперь все относятся к этому серьезно. Больше того, правительство в этот раз решает не пускать выборы на самотек. Правительство Витте и Дурново почти не вмешивалось в предвыборную кампанию – и в итоге получило совершенно нелояльную Думу, но Столыпин не собирается повторять его ошибок.

Правил, регулирующих избирательную кампанию, не существует. Агитировать могут как любые легальные партии («Союз 17 октября», Союз русского народа и другие), так и незарегистрированные, как кадеты. На несистемную оппозицию накладывается ряд ограничений: она, например, не может проводить агитационные митинги. То есть кадеты могут баллотироваться поодиночке – но не могут упоминать партию в предвыборных мероприятиях.

К примеру, в Госдуму от Москвы баллотируется известный адвокат Василий Маклаков. В своем выступлении он рассказывает о достижениях кадетов в первой Думе и употребляет местоимение «мы». «Кто это мы? – прерывает его речь полицейский. «Я и мои единомышленники», – отвечает Маклаков. «Я запрещаю говорить мы, – продолжает пристав, – вы говорите о кадетах, а это партия преступная, о ней говорить нельзя». – «Хорошо, вместо "мы" я буду говорить "они"». Публика смеется.