знаки и предчувствия, Варвара втолковывала Лешке Имбрякину. Жестокие истины. С малым успехом. Это как диалектику учить, минуя Гегеля. А мы учили! и многое пропускали, что нам не нравилось, нас ужасало. К чему пришли?.. Сперва ответьте: вам не нравится Гранит Решов? Гегеля вы тоже не читали? Да сейчас никто не читает! Килька Кулыйкин прав.

Генриху надо было доверять своим чувствам – иначе он не отпустил бы шофера и охранника. Не зашел бы в подъезд. Ведь можно было не входить! не шагнуть за порог и не очутиться в страшной сказке.

Поздно. Он потоптался и вошел. Снаружи, за пределами надежных толстых («сталинских») стен дома на улице Социалистической – вольный простор и ветер от взмахов корыльбуньих крыльев, сгустившаяся синева, и по контрасту небо на западе, полыхающее закатным заревом. Солнечные лучи стали косыми и короткими, красными – через грязные стекла подъездных окон не достигали бетонных ступеней. Красные стрелы света пронзали синие тени и погибали там. Кое-где на этажах зажглись тусклые лампочки (если не перегорели или не были вывернуты) – их желтое свечение дрожало и локализовалось в ближайшем круге от источника. Но где бы нам найти источник всему?.. Не найдешь. Обычный вечер, ничего выдающегося.

Генрих поднимался по лестнице, одной рукой проводя по деревянным перилам. Мозг по инерции продолжал функционировать, подчиняясь горячке рабочего дня. Генрих все больше походил на отца Прова Провича. Проблемы комбината приобрели постоянный, довлеющий характер, все прочее бледнело, казалось скучным, маловажным. Молодая жизнь попадала под власть металлургического гиганта. Черный монстр проглотит и не подавится (Кефирчик же украденным салом не давился!). Не успеешь осознать, а без КМК уже нет тебя. Это просто засасывает в дырку. Генрих прыгал по ступенькам, обдумывая и анализируя кучу вопросов: денег, налогов, договоров и соглашений, закупок, реализации продукции, покрытия текущих потребностей и оптимизации, уровней рисков, эффективности капиталовложений, всевозможной отчетности и пр. Голова распухала от забот!

И тут напряженные размышления прервали странные звуки. Откуда-то сверху. Со следующего лестничного пролета (уже на шестой этаж). Шумный выдох, затем урчание. Генрих поднял опухшую голову, а там… Чудо там. На широком подоконнике подъездного окна сидел роскошный белый кот. Но Генрих не сразу понял, что это кот. Чудный зверь располагался против света, падающего с улицы. На фоне закатного красного прямоугольника выделялся большой круглый затененный силуэт. Когда глаза привыкли, то разглядели. Опять же не кота – вздыбленное шаровидное облако. Оно ожило, завозилось. Слух резанул скрип когтей по доскам. Над вздыбленным обликом поднялись два островерхих холмика – встали торчком уши. Изнутри вспыхнули два столбика голубого света – глаза. Открылись вещие зеницы. Не у орла – у кота. Засверкали пронзительно и властно.

Генрих смотрел на кота, кот смотрел на Генриха, словно гипнотизируя его. Они – человек и кот – находились не друг против друга, а как бы один под другим (человек несколькими ступенями ниже). Генрих не поворачивался спиной – и хорошо! а то бы зверь расцарапал ему спину (уж Максим знал, каково это – больно!). То есть, Генриху тогда повезло? Нет!..

Безмолвная сцена в подъезде длилась, пока внимание, сосредоточенное на странном животном, не отвлек шорох с шестого этажа или даже выше – с чердака. Обнаружился и его источник – неизвестный мужчина. Он не загораживал свет и не отбрасывал тень, и был виден хорошо. Явно не респектабельный тип. Не из жильцов подъезда (их всех Генрих великолепно знал). Одет соответствующе. По тогдашней постсоветской моде. Так одевались спортсмены из подвальных клубов в спальных районах Кортубина, гопники, сбившиеся в стаи пацаны, уличные авторитеты. Ну, еще бандиты. Все родственный контингент. Вот и этот – недобрый, худой, в солнцезащитных очках, в спортивном костюме из синей плащевки и поверх в Пилотовской кожанке, кроссовках на ногах. Угловатая, загорелая физиономия. Красавец! Бонд, Джеймс Бонд…

Повторилась предыдущая сцена, но уже на новый манер. Теперь люди в упор взирали друг на друга. И лицо незнакомца тоже неприятно завораживало. На носу – на кончике носа – повисла капля. Растянулись губы (как резиновые) – но не в улыбке, обнажив кривоватый ряд желтых прокуренных зубов. Зубы были сжаты до хруста, до боли. И глаза мужчины – вытаращенные, какие-то дикие. Зрачки сузились, подрагивали и кололи ощутимо. И третий темный зрачок (магический третий глаз) – темное дуло пистолета в крепкой, жилистой руке.

Пауза. Молчание – не меньше минуты (или так почудилось). Затем лицо мужчины исказилось. Генрих понял – сейчас незнакомец выстрелит. Что делать? Как спастись? Шансов нет. Только нельзя отводить взор, тем более в ужасе жмуриться, по-детски отталкивать реальный ужас. Генрих чувствовал с невероятной ясностью, что если будет потерян зрительный контакт с незнакомцем, то случится непоправимое… Страшно, прямо дико страшно это – умирать!… В такой недвусмысленной ситуации все бесполезно – кричать, махать руками, падать на колени и катиться по лестнице, умолять о пощаде. Бесполезно и унизительно…

А-а! к чертям!.. Белый кот издал ужасное мавканье (оно стало известным по митингу в Утылве). Только мавкал он еще ужаснее, чем на митинге – присутствовали неприятные, вибрирующие нотки, которые буквально раздирали слух, словно звериный коготь вонзился и повернулся, поцарапав ухо изнутри. Резкий звук причинил боль и одновременно спас Генриха. Он очнулся и предпринял попытку защититься. Рванул вперед – кажется, преодолел лестничный пролет несколькими прыжками, отчаянно пытаясь не упасть – размахивал руками, балансировал – со стороны выглядело, как пьяный шатается. Напоследок (уже в метре от незнакомца) Генрих совершил самый ошеломительный прыжок – почти акробатический трюк. Вцепился в перила, подтянулся и выбросил ноги вверх. Так небезопасно. Реально навернуться. Но телом управляли рефлексы, потому Генрих не упал и не расшиб голову. Хотя бабушка Юлия съязвила бы насчет внука–олигарха (для Юлии нет ничего святого) – что расшибать, когда голова отсутствовала напрочь? Правильно, ведь твоя жизнь – она только твоя, и никто не защитит тебя, лишь ты сам… Сейчас жизнь могла кончиться – кровью и осколками костей на бетонном полу в подъезде. Однако Генрих предварительно сгруппировался, затем с силой выбросил ноги вперед, а руками широко загребал в воздухе; мелькнула мысль – так, иду на рекорд! и никто не узнает… где могилка моя… Мысль была случайная – сознание витало где-то далеко – до кабинета зам. директора по финансам КМК свободное пространство, летай себе! Прыжок показался неправдоподобно долгим – Генрих постарался его затянуть.

– И-и-е-эх-х!!!..

Ударом ноги Генрих сшиб врага, но тот, падая, успел выстрелить. Бац! корыльбуна насадили… или же нет? Киллер рухнул, как подрубленный. Оглушительный грохот по бетонному полу – словно