Скульптура была очень искусно сделана, можно было разобрать все детали одежды, морщины на лицах. На противоположной стороне дороги у кресла, высеченного в скале, стояла Листик и группа норвеев, очевидно, гарнизон заставы на перевале. Лейтенанты осторожно сняли с коня своего командира и усадили в каменное кресло. Остальные норвеи неподвижно застыли. Молчание длилось несколько минут, затем воины выхватили мечи и запели какую-то тягучую песню на своем языке. В этот момент с протянутых вперед рук маленькой баронессы ударило пламя, накрыв сидящее тело барона. Норвеи пели, а пламя тугим факелом било в скалу, скрыв не только фигуру барона, но и большую ее часть. Огненный вихрь внезапно прекратился. Листик опустила руки. На месте огненного погребения стояла каменная фигура, в два человеческих роста – барон де Гривз в доспехах королевского офицера времен гринейских войн, таких же, как были на нем в момент огненного погребения, только без шлема. Казалось, ветер развевает его волосы, а он сам устремился на противоположную сторону площадки, на помощь группе воинов, стоявших там.

Боевой клич норвеев прокатился над горами, многократно отразившись от них эхом. Казалось, и горы воздают последнюю почесть славному воину. Ирэн подошла и положила к подножию статуи букетик, а снова заплакавшую Листика обняла Марта. Русилина и Олива опустились на колени и стали тихо молиться, к ним присоединились и инквизиторы. Барона Дрэгиса похоронили по языческому обряду, но он был достойный человек, и такова была его последняя воля.

На широкой скальной площадке разместилось небольшое здание гостиницы с таверной и казарма гарнизона заставы перевала. На этой площадке имелись загоны для лошадей и тягловых быков, а также место для больших трехосных фургонов как минимум пяти купеческих караванов. Сейчас караванов было всего два, комнат в гостинице хватило для всех, тем более что норвеи поставили свои палатки на улице.

Братья-инквизиторы в эту ночь спали хорошо. Все-таки, внутри крепких стен гораздо спокойнее, к тому же сказывались два дня дороги и бессонная ночь накануне. Но Торнув проснулся на рассвете, будто его что-то толкнуло. Он вышел на улицу. Норвеи уже не спали, дрэгисская дружина собиралась в обратный путь. Брат-инквизитор решил пройтись к скульптурам, конечно, здесь были весьма дикие места, но его вчера уверяли, что на перевале совершенно безопасно. Выходы на скальную площадку охраняются постами, и пробраться сюда не могли ни звери, ни нежить. Торнув завернул за угол, там, где площадка сворачивает в горы и где стоят скульптуры. То, что инквизитор увидел, заставило его неподвижно застыть, он даже дышать перестал. У статуи барона сидел дракон! Маленький изумрудно-золотистый, тот самый, которого должна была отыскать его комиссия. Дракон неподвижно застыл, словно тоже был каменной статуей.

За спиной инквизитора послышались шаги, и дракон с места, как сидел, прыгнул в пропасть. У Торнува замерло сердце, хоть дракон и крылатый зверь, но ему тоже нужно время и пространство, чтоб расправить крылья, а тут… Он будто бы хотел разбиться! Словно это подтверждая, из пропасти никто не вылетел, а там вряд ли дракон сумел раскрыть крылья, чтоб спланировать, да и куда планировать? На острые камни? Торнув растерянно повернулся, за его спиной стояла сестра Олива. Она чуть заметно улыбнулась и произнесла:

– Не удивляйтесь, брат Торнув, это…

– Приграничье, я это слышал много раз и уже убедился в этом, – кивнул инквизитор. – Но вы видели? Дракон!

– Нет, это уже не приграничье, это горы. Здесь гораздо опаснее, чем там, внизу. И здесь может быть все что угодно. А в том, что дорога чистая, – заслуга дрэгисской дружины, – покачала головой Олива, словно не замечая возбужденного состояния инквизитора.

В это время к статуям подошли купцы и караванщики. Торнув увидел, что это те, кто ночевал в гостинице и смотрел на то, как было совершено погребение барона и как Листик сделала памятник своему отцу. Они все низко поклонились статуям и, возвращаясь, бросили что-то блеснувшее в пропасть. Торнув спросил у последнего из проходящих мимо, что это значит? Тот ответил:

– Молодой барон погиб, чтоб расчистить перевал от нежити, нечисти и другого зверья. Старый барон к нему присоединился. Они умерли, но их души остались здесь и стали стражами перевала. Теперь они охраняют путников, и путники в знак благодарности должны оказать им уважение. А монетки, ну те, что бросили, так это чтоб путь был легкий.

– Какие-то языческие обряды, – поджал губы брат Торнув. – Лучше бы построили на перевале часовню или храм!

– Для храма тут мало места, а часовню… Поговорите с Листиком, может, она разрешит и даже поспособствует этому, – пожав плечами, ответила Олива.

– Обязательно поговорю с баронессой, она произвела на меня хорошее впечатление! Тем более она активно способствовала становлению вашей обители, – кивнул брат Торнув и спросил: – С баронессой можно будет поговорить до отъезда?

– Листик хочет побыть одна, она нас догонит внизу, а сейчас ушла, – ответила Олива.

– Как ушла? Куда ушла? – изумился инквизитор. Последние события показали, что все здесь живущие стоят намного больше, чем жители центральных областей, и к монахиням обители Святой Урсулы-матери он стал обращаться очень вежливо, хотя о своих братьях-инквизиторах по-прежнему был очень невысокого мнения. Торнув удивленно смотрел на сестру Оливу: – Вы же сами сказали – здесь горы, здесь очень опасно! А маленькая девочка… Или она пошла под охраной своих дружинников… Но тогда – как же она побудет одна?

Олива пожала плечами и, не отвечая на вопрос инквизитора, сказала:

– Идемте, скоро будет дана команда выступать, а вам надо еще своих товарищей разбудить. Или вы их хотите здесь оставить?

По коридору Дрэгисского замка шагала Марта в сопровождении Гуго и Герды. В руках у управляющей замком был кувшин молока. Она жаловалась травнице:

– Вот так и сидит, уже неделю сидит неподвижно! Не спит, ничего не ест и не пьет. Только плачет! А когда спрашивают, только головой качает, просто не знаю, что делать!

У потухшего камина рядом с пустым креслом на скамеечке сидела рыжая девочка и смотрела на кресло так, будто там кто-то сидел.

– Вот даже камин не позволяет зажечь, а ведь холодно! – пожаловалась травнице Герда.

Гуго только вздохнул. Зимы в Зелии не очень суровы, а в приграничье, несмотря на то, что оно севернее всех остальных провинций, они даже мягче, чем в центральных районах королевства, но конец этой зимы выдался на удивление морозным. Марта поежилась, в зале действительно было холодно. Она подошла к девочке и положила руку ей на плечо, та подняла большие зеленые глаза, полные слез.

– Листик, нельзя же так! Не надо тосковать по тому, кто ушел, своими слезами ты его удерживаешь здесь, не даешь обрести посмертие. А ему, наверное, так хочется встретиться с твоей мамой. Не плачь, отпусти его.

– Да? – ответила вопросом девочка.

Марта прижала ее к себе и стала гладить по голове. Девочка сначала напряглась, а потом расслабилась.