Степа, конечно же, сразу вспомнил, что Пинкертоном его уже называла Клавдия Алексеевна. Похоже, Криницын упомянул эту фамилию не случайно – намекал на свои связи…

– Как вас следует понимать? – откинулся на спинку стула Марков.

– Как человека, который оказывает тебе любезность.

Криницын вышел не попрощавшись, и один из амбалов, по-доброму улыбаясь, положил Степе на стол металлическую ручку от двери его кабинета, завязанную хитрым узлом.

– Внизу валялась, – объяснил амбал и загоготал…

Степа завелся и, будучи лишенным возможности нормально отработать связи Варфоломеева, начал подробно перепроверять обстоятельства убийства антиквара. Вот тут и замаячила за трупом старичка тень некоего Антибиотика, о котором Марков услышал тогда впервые… Доработать ему не дали – вскоре оперуполномоченный Марков вместе со старшим опером Субботиным был командирован в Читу.

– Плюнь ты, Степа, не бери в голову, – утешал Маркова в плацкартном вагоне Субботин – как всегда, слегка пьяный, но до синевы выбритый и пахнущий дорогим одеколоном. – Когда-нибудь раскрутим и эту мокруху. Сейчас-то тоже едем убийство поднимать…

Степа хмыкнул. Из Читы они должны были доставить студента-неудачника, пырнувшего ножом своего соперника на дискотеке Горного института и теперь скрывавшегося от следствия.

– А на Клаву эту – положи с прибором, – продолжал Гоша, прихлебывая коньяк из стакана в железнодорожном подстаканнике. – Она очко начальству вылизывает, вот и хлещется… Переживем…

Вернувшись из Читы, Марков опять взялся по-тихому за дело Варфоломеева, но тут через несколько дней к нему в РУВД приехал следователь из горпрокуратуры Сергей Челищев, который, вызвав Степу на улицу, рассказал ему удивительные вещи. Формально дело Варфоломеева контролировала горпрокуратура, а именно – приятель Челищева Андрей Румянцев. От него Сергей и узнал о том, что на Маркова пошли официальные жалобы от людей, занимающих в городе очень высокое положение. Челищев помнил Маркова по факультету, потому не поленился предупредить его и даже научил, как лучше выкарабкиваться из говна, в котором Степу топили. Только благодаря Сергею и его советам для Степы все закончилось выговором с занесением в личное дело и легким испугом. В те времена отправить опера в Нижний Тагил было даже проще, чем посадить вора-рецидивиста. Задавленные требованиями «нормальной» статистики, опера были вынуждены мухлевать, у каждого было по нескольку так называемых «поджопных» материалов, обнаружив которые, любая проверка могла тут же ходатайствовать о возбуждении уголовного дела…

К убийству Варфоломеева Степе вернуться так и не удалось, и он начал понемногу закисать в своем РУВД, заваленный глухими квартирными кражами, пока не пригласил его к себе на работу начальник отдела ОРБ Никита Кудасов. ОРБ – оперативно-розыскное бюро – возникло на базе так называемого Шестого управления, призванного бороться с организованной преступностью, о которой в стране только начинали говорить… Ребята у Кудасова подобрались отличные, работали по пятнадцать часов в сутки без выходных, но очень скоро Степе пришлось убедиться, что и в этом элитарном подразделении царствует Его Величество Милицейский Палочный Показатель, превращавший борьбу с лидерами организованной преступности в подобие соревнования велосипеда и «мерседеса». Тем не менее что-то сделать все же удавалось, и именно Степе выпало в 1990 году задержать Валерия Ледогорова – ближайшую связь Антибиотика. Ледогоров на допросах держался нагло, на вопросы не отвечал, а однажды, усмехнувшись Степе прямо в лицо, прошептал:

– Марков, ты плохо кончишь…

Силу и мощь «империи» Антибиотика Степа в полной мере смог оценить летом 1992 года, когда и сам Ледогоров, и тридцать его братков, задержанных одновременно с ним, очень скоро оказались на свободе. Женщине-прокурору, поддерживавшей обвинение в суде, во время процесса однажды вечером проломили на улице голову, судьи оказались догадливыми и вынесли бандитам на удивление мягкие приговоры.

Иногда Степу охватывало настоящее отчаяние, и ему начинали казаться бесполезными попытки борьбы с теневым государством внутри государства. Пережить эти тяжелые минуты ему помогали ребята, работавшие рядом, такие же фанатики-энтузиасты, как и сам Степа. Марков частенько виделся с Челищевым, ему очень нравился этот красивый, образованный и сильный парень, Степа даже пытался подражать Сергею в манере говорить о серьезных вещах, насмешливо щурясь… Может быть, именно в силу этой симпатии так болезненно переживал Степа информацию о том, что Челищев, уйдя из прокуратуры, стал работать на Антибиотика. Марков никак не ожидал от Сергея такого финта ушами. После этого Степа стал еще более замкнутым и начал часто ловить себя на том, что перестал доверять многим своим коллегам даже внутри ОРБ…

…Марков сидел на лавочке у памятника Ленину перед Финляндским вокзалом, курил и размышлял о совершенно неожиданном предложении, которое сделал ему Челищев. Сергей выглядел плохо: поседел наполовину, если не больше, вокруг глаз расплескалась чернота, а в самих глазах было столько сдерживаемой боли, что Степа впервые задумался о том, что история «оборотня» Челищева была, пожалуй, совсем не простой… Не мог такой парень, как Сергей, в одночасье превратиться из нормального «следака» в бандита, даже если Званцев-Адвокат и был его другом детства… Должны быть еще какие-то причины. Степа досадливо закряхтел, вспоминая, как оттолкнул минувшей осенью Сергея от себя, как не пожелал с ним просто поговорить по-человечески…

«Ладно, поговорим еще, если Серый не врал, а похоже, он действительно говорил искренне, – у нас будет много общих тем для разговора… Может, это Званцева его втянула? Красивая баба, но неужели Серега из-за нее голову потерял?.. Надо будет пробить его в понедельник…» Марков затоптал окурок и, сутулясь на холодном ветру, побежал к трамвайной остановке. Степа даже не подозревал, что с Сергеем Челищевым ему больше не доведется увидеться никогда. По крайней мере, на этой грешной земле…

В понедельник, за пять минут до назначенного Марковым времени, Челищев уже бродил на Финляндском вокзале у лотков с книгами. Настроение у Сергея было неважное. Несколько часов назад управляющий банка «Отечество» Карл Фридрихович Филь представил его Елене Красильниковой как нового юрисконсульта и попросил «любить, жаловать и всячески помогать». Лена Красильникова была молодой и довольно миловидной женщиной, которую можно было бы назвать красивой, если бы она одевалась чуть подороже, и если бы вокруг ее глаз было меньше преждевременных морщин…

Челищев пригласил Лену на чашку кофе в буфет, шутил, легко ухаживал, а она смотрела на него с беззащитной доверчивостью ребенка, которого еще не окончательно успела озлобить жизнь своими жестокими ударами… Когда-то Лена училась в Финэке, но вышла замуж за офицера, и институт пришлось бросить, потом гарнизонные скитания, все учащавшиеся запои мужа, изверившегося в армии и своей стране. Развод облегчения не дал – Лена с дочкой вернулись в Ленинград, жили в оставшейся от бабушки комнате огромной коммунальной квартиры, расселять которую никто не собирался. Работы не было. Лена с отчаяния всерьез стала подумывать о выходе «на панель», но тут одна ее давняя знакомая замолвила за нее словечко перед Карлом Фридриховичем, и Красильникову взяли операционисткой в банк. Сергей вспоминал ее глаза и чувствовал себя человеком, готовящимся обмануть ребенка…