Появилось еще одно видение: груда раненых, мертвых и умирающих людей, ужасная, шевелящаяся гора истекающей кровью плоти во дворе храма. Солдаты приходят с носилками и выносят пострадавших за пределы храма, чтобы внешние ворота можно было закрыть на ночь. Раненые и умершие лежат вперемешку, сваленные сразу за воротами. Если это кого-то и волнует, то только не Пилата.

Помощь приходит не сразу: какие-то галилеяне доставляют искалеченного Иоиля домой, но путь был долгим, раны — тяжкими, а лечение началось поздно. Теперь он лежит в затемненной комнате и умирает.

Иоиль! Нет, этого не может быть. Никогда раньше он вообще не ходил в Иерусалим. Не мог же Господь поступить так жестоко и покарать хорошего человека мучительной смертью за попытку исполнить свой долг верующего и посетить храм.

Но как ни пыталась успокоить себя Мария, ничего не получалось — слишком уж отчетливым было видение. Нет, это не сон, это страшная правда, Она должна вернуться. И не одна, а с Иисусом. Иисус спасет его.

«Для Иисуса нет ничего невозможного, он способен исцелить любые раны» — твердила себе Мария, чтобы унять тревогу.

Эта ночь никак не кончалась. Темно-синее, усыпанное звездами небо казалось безобразным, ибо упорно не желало являть признаков долгожданной зари. Едва же забрезжил рассвет, Мария вскочила со своего ложа и, увидев Иисуса, шедшего в утренней сумраке вдоль обрыва, устремилась к нему и схватила за руку. Она не могла больше ждать.

— Иисус! — зачастила она. — Мне было явлено еще одно видение. Ужасное! Помнишь, Иуда рассказывал нам о паломниках из Галилеи, на которых в храме напали солдаты Пилата? Так вот среди них был мой муж. Он получил тяжкие раны и сейчас лежит при смерти. Мы должны пойти к нему в Магдалу, ты должен спасти его!

К ее удивлению, Иисус покачал головой.

— Я должен спасти его? Почему? Ты сама можешь пойти а нему, ты можешь помолиться о нем. Господь послушает тебя.

— Господь — да, — сказала она. — Но не Иоиль. Разве не сам ты говорил, что нет пророка в своем отечестве и среди родни его? Иоиль ни за что не будет слушать меня и не поверит моим молитвам.

— Так ведь он не верит и в меня, в мое предназначение. А исцеляет вера: у кого ее нет, тому я бессилен помочь.

— Но ведь у него не было возможности уверовать! — пылко воскликнула Мария. — Это правда. Да, когда ты пришел в Магдалу, он обратился против тебя, но ведь ему тогда не доводилось ни слышать твоих речей, ни видеть твоих чудес. О! Ты должен пойти к нему!

— Мы пойдем вместе, — согласился Иисус. — Но я прошу тебя, не ожидай слишком многого. Если он не согласится, то…

— Но он не должен умереть, не должен! Это было бы неправильно, несправедливо, незаслуженно!

— А разве то, что умрет Иоанн Креститель, правильно? Справедливо? Однако его ждет смерть.

— Иоанн Креститель — святой! — горячо возразила Мария. — Он пророк, проповедник, посвятивший свою жизнь обличению зла и прославлению Господа. Иоанн Креститель знал, что смерть всегда ходит рядом с ним. Иоиль — совсем другое дело. Это обычный человек, далекий от святости, но добрый и хороший.

— Я пойду к нему, — сказал Иисус, — и сделаю все, что смогу. Но только от самого Иоиля будет зависеть, позволит ли он Господу совершить исцеление.

Иисус велел остальным ученикам подождать несколько дней, после чего отправляться в Вифсаиду, и вместе с Марией, не откладывая, пустился в путь.

По дороге они говорили мало, хотя Марии хотелось рассказать ему о своей жизни с Иоилем, о том, что он значил для нее и как они любили друг друга. О том, что она до сих пор верит: их разлука кратковременна. Несомненно, Иоиль должен понять, что сделал для нее Иисус, и тогда он позволит Иисусу и его последователям стать частью его собственной жизни, позволит ей воссоединиться с Элишебой.

Но по мере того, как они в угрюмом молчании шли под палящим солнцем, настроение Марии менялось и на смену радужным надеждам приходили тяжелые предчувствия. Она начала трястись от страха. В этот самый момент Иоиль лежал раненый, в окружении всей семьи — всей, кроме своей жены. Думает ли он обо мне? Или я умерла для него?

«О, пусть только Иоиль будет жив, когда мы придем туда! Пусть он начнет выздоравливать!» — возносила она беззвучную молитву.

И вот улицы Магдалы, прибрежная тропка и открытая рыночная площадь, знакомые ей с детства, вновь предстали перед Марией. Дома, лавки — все здесь казалось привычным и успокаивало, словно сама эта обыденность могла отвратить беду. Впрочем, на размышления времени не было: свернув за угол и подходя к ее дому, Иисус и Мария увидели собравшуюся перед ним толпу. Стало ясно — видение не обмануло. Мария направилась прямо в гущу людей, многие из которых при виде ее разинули рты, словно она умерла и явилась им, восстав из могилы. Правда, никто не помешал ей и Иисусу пройти сквозь толпу и ступить в дом.

Там все было точно так, как в ее сне: полумрак, закрытые ставни, теснота, усиливавшая все запахи. В большой комнате стояли родные: иные, не дождавшись кончины, уже оплакивали Иоиля, когда Мария с Иисусом прошли через это помещение в спальню, никто из них не поднял глаз.

Запах болезни был столь силен, что Мария начала задыхаться. Рядом с кроватью — точно как в видении — стояла ее мать, которая держала на руках хнычущую Элишебу, и скорбно смотрела на человека в кровати. Но Мария первым делом бросилась не к нему, а к матери и Элишебе, прижав их к себе так крепко, что ее рукам сделалось больно.

— Мама! Мама! — шептала она.

— Мария? — Ее мать отстранилась и уставилась на нее, не веря своим глазам. — О Мария, неужели это ты? — Ее глаза наполнились слезами. — Ты вернулась, о дочь моя, и как раз успела.

Иисуса она не заметила.

Элишеба при виде чужой, может быть, смутно знакомой женщины сначала чуточку смутилась и оробела, потом слегка улыбнулась. Темные, казавшиеся огромными глаза смотрели на нее оценивающе, с опаской.

— Элишеба…

Элишеба потянулась к матери пухленькими ручками и обняла ее. Сердце Марии забилось от радости.

— Мама, мне рассказали о несчастье с Иоилем… — Не было нужды объяснять, кто рассказал ей и как. — И теперь я вижу, что это правда!

Мария собрала все свои силы, чтобы посмотреть на кровать. Иоиль лежал на спине, скрестив перевязанные руки на забинтованной груди и выпростав поверх одеяла перебитые ноги. Боль и слабость одолевали его настолько, что, когда у его одра появился кто-то еще, он даже не открыл глаза.

Мария опустилась на колени рядом с ним. Это был Иоиль, его дорогой знакомый профиль выглядел так, как всегда, но темные круги под глазами, впалые щеки и потрескавшиеся, бескровные губы являли собой образ надвигающейся смерти. С каждым выдохом между этими тонкими губами проступали кровавые пузырьки. Мария коснулась его лба, ожидая, что он будет горячим от лихорадки, но, к ее ужасу, он оказался ледяным. От умирающего уже веяло могильным холодом.