Bushkovitch P. Religion and Society in Russia: The Sixteenth and Seventeenth Centuries. New York and Oxford: Oxford University Press, 1992; Crummey R. The Orthodox Church and Schism // The Cambridge History of Russia. Vol. 1 / Ed. by M. Perrie. Cambridge: Cambridge University Press, 2006. P. 618–639; Crummey R. Ecclesiastical Elites and Popular Belief and Practice in Seventeenth-Century Russia // Religion and the Early Modern State / Ed. by J. Tracey, M. Ragnow. Cambridge: Cambridge University Press, 2004. Р. 52–79.

О старообрядчестве см. фундаментальный труд Роберта Круммея: Crummey R. The Old Believers & the World of Antichrist: The Vyg Community & the Russian State, 1694–1855. Madison: University of Wisconsin Press, 1970. См. также статьи в сборнике: Old Believers in a Changing World. DeKalb, Ill.: Northern Illinois University Press, 2011. Георг Майклз исследует социальные и политические аспекты церковного раскола в своей книге: Michels G. At War with the Church: Religious Dissent in Seventeenth-Century Russia. Stanford, Calif.: Stanford University Press, 1999; и в статье: Michels G. Ruling without Mercy: Seventeenth-Century Bishops and their Officials // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2003. № 4. Р. 515–542.

Часть III

Век империи: Россия в XVIII столетии

Глава 13

Имперское воображаемое и политический центр

Чтобы оставаться жизнеспособными, империи должны сохранять динамику. Необходимо постоянно обновлять условия «договоров» с покоренными народами, корректировать финансовую политику, чтобы оплачивать государственное строительство и военные реформы, не подрывая при этом систему имперской власти, организованной по принципу «ступицы и спиц». Необходимо успешно интегрировать новые народы и применять новые практики, не расшатывая имперские структуры. Необходимо, чтобы центр оставался сильным, регулярно проводить административные реформы или обеспечивать устойчивый рост, не утрачивать источники доходов, следить за порядком наследования внутри правящей династии; необходимо предотвращать возникновение соперничающих политических центров. Наконец, необходимо постоянно модернизировать или изменять господствующую идеологию с учетом новых тенденций, новых слагаемых ситуации и/или новых потребностей. Российская империя в XVIII веке чрезвычайно успешно решала все эти проблемы, не в последнюю очередь благодаря переосмыслению своего имперского воображаемого.

ОБНОВЛЕНИЕ ИМПЕРСКОГО ВООБРАЖАЕМОГО

Имперское воображаемое в том виде, в каком оно существовало в XVIII веке, удобно изучать, поскольку оно декларировалось открыто. Как говорилось в главе 6, Московское государство не породило политических философов, а политическая философия редко находила в нем открытое выражение. Поэтому о том, как виделись цель существования государства и отношения государства с обществом, мы можем судить лишь по косвенными источникам – летописям, проповедям, церковным обрядам, зодчеству. Лишь с прибытием в Россию украинских и получивших образование в Украине священнослужителей – в начале XVII века это были «ревнители благочестия», с 1670-х годов на сцену вышли Симеон Полоцкий, Епифаний Славинецкий, Сильвестр Медведев и другие – начинает развиваться письменный политический дискурс, принявший вид барочных панегириков. Вышеперечисленные деятели составили ядро интеллектуальной элиты, хотя внутри этого ученого сообщества происходило мало споров. То были клирики на службе государства, ставившие целью вдохновлять и прославлять государство. Делая это, они создали модель литературного творчества, которая оставалась актуальной в течение как минимум двух третей XVIII века, когда писатели были тесно связаны с государством (часто находясь на государственной службе) и считали своей задачей восхваление добродетелей и достижений России и ее самодержавных правителей. На протяжении XVIII столетия литература секуляризовалась – это касалось и жанров (оды, эпические поэмы, панегирики, пьесы), и общественного положения сочинителей (дворяне, ученые). Но общий характер их деятельности и содержание произведений соответствовали образцам, созданным в конце XVII века.

То, что придворная элита узнавала от священнослужителей, выучившихся в Киеве, было сплавом античных теорий с православными догмами, почерпнутыми из византийских источников, и иезуитским учением, практиковавшимся в Киеве в те времена. Полоцкий, Славинецкий и прочие сочиняли панегирики и другие стихотворные произведения в честь регентши Софьи Алексеевны и царедворцев; Софью славословили как посланную Богом благочестивую монархиню, но отмечали в ней и более современные качества. Обыгрывая значение слова «София» (мудрость) (рис. 13.1), Карион Истомин истолковывал это как светское учение, противостоящее традиции, и воспевал мудрость правительницы, принесшей стране чисто мирские блага – мир, процветание, богатство. Проповедники, испытавшие украинское влияние, распространяли при дворе понятие «общего блага» и намечали для властителей скорее мирские, чем духовные цели.

Рис. 13.1. Граверы, учившиеся в Украине, во второй половине XVII века познакомили Москву с барочными книжными иллюстрациями, которые часто использовались в политических целях. На фронтисписе книги Лазаря Барановича «Благодать и истина» (Чернигов, 1689) гравер Иван Щирский изобразил соправителей – царей Иоанна и Петра Алексеевичей, в центре же композиции помещен Христос. Дева, коронацию которой мы видим в верхней части, олицетворяет Софию, Премудрость Божию – аллегорическая отсылка к регентше Софье Алексеевне. Нью-Йоркская публичная библиотека, Отдел общих исследований

Пользуясь аристотелевской концепцией тирании, Полоцкий приводил пример из Библии, изображая доброго правителя, ведущего свой народ к лучшим пастбищам. Для всех этих сочинителей общество выглядело земным раем, государство же, по выражению Виктора Живова, было обязано обеспечить «космический порядок» в неспокойном мире, черпая идеи в арсенале православной мысли, давно уже не новом, и одновременно заимствуя кое-что у европейских политических теоретиков XVII века. Представление о правителе как гаранте общественной гармонии не просто вызывало интерес у московских самодержцев, но и отвечало их практическим потребностям, так как подразумевало, что государство создано по божественному образцу, стоит выше церкви (хотя это не проговаривалось явно) и не нуждается в коренных переменах.

С 1680-х годов российские правители, пытаясь усилить контроль над сферой политического слова, начинают в невиданных ранее масштабах использовать образы и наделенные символическим значением предметы. По случаю бракосочетания Федора Алексеевича были выпущены гравюры, а в 1678 году появились монеты в честь военной победы, одержанной царскими войсками. Софья Алексеевна заказывала собственные барочные портреты, где она изображалась в коронационном наряде; надписи на латинском и русском языках превозносили ее великодушие, снисходительность, благочестие, осторожность, целомудрие, справедливость, надежду на Бога. По ее повелению устраивались пиры и чеканились медали, прославлявшие крымские походы Голицына, хотя они окончились полной неудачей.

Петр I в момент воцарения был убежден в том, что России необходимо подражать Европе для успешного достижения своих геополитических целей. Это подразумевало самые различные преобразования – от военных реформ до создания принципиально новых общественных и культурных институтов. Вместе с немногочисленными советниками, европейцами и украинцами по происхождению, Петр разрабатывал действенную идеологию для государства и правителя. Особое значение имело то, что Виктор Живов и Борис Успенский называют сакрализацией монарха; кроме того, цели,