– Боюсь, что нет.

– Тогда все ясно. Я, конечно, еще взгляну на нее, но думаю, этот вывод только подтвердится.

– И если это правда…

– То что? – поинтересовалась Элса, глядя на меня снизу вверх.

– Вы можете избавить ее от ребенка?

– Так-так-так, – простучали пальцы лекарицы по столу. – Могу. Но должна ли?

– Я не знаю, как женщины относятся к жизни, которую носят в своем чреве. И никогда не смогу узнать. Но вряд ли девочка будет рада родить ребенка от неизвестного отца. Тем более даже не помня близости с ним.

– Всякое бывает. Поверьте, всякое. И нежеланное дитя иногда становится даром судьбы.

– Не в этот раз.

– Вы хотите убить его… Почему?

Я ждал этого вопроса. Правда, даже время ожидания не помогло найти ответ.

Потому, что Лус слишком юна и беспомощна, чтобы становиться матерью? Это не помешает. Никогда не мешало. К тому же она доверчиво примет любое мое объяснение по поводу непонятно как и когда состоявшегося зачатия. А еще вероятнее, решит, что отец – я, просто по каким-то, непременно серьезным, причинам не могу признаться. И будет счастливо хранить придуманный «секрет», о котором, разумеется, довольно скоро станет известно всем и каждому, и тогда мне уж точно придется лгать. До конца жизни. Хочу ли я становиться лжецом ради чужого блага?

– Человек, который изнасиловал ее, не заслуживает продолжения своего рода.

– Согласна, это причина, – кивнула Элса. – Единственная?

– Я не защитил ее. Не сдержал свое обещание.

Лекарица поднялась на ноги, прошла к двери и остановилась ровно за шаг до порога. Где-то у меня за спиной.

– Тогда это стало бы достойным искуплением вины. Не находите?

Да, конечно. Наверное, так мне и надо.

– Как пожелаете. В любом случае, лучшей заботы, чем из ваших рук, она нигде не получит. Всей необходимой заботы.

Руки, удивительно сильные для телосложения Элсы, развернули меня лицом к лекарице.

– Признаю, иногда я задаюсь вопросом, почему вас назначили Смотрителем. Но только не в такие минуты! – Она больше не была суровой или растерянной. Она улыбалась. – Вы бы выкарабкались из этой ямы. Нашли бы способ. Но с такой же легкостью нырнули бы и вниз, на самое дно. Просто потому, что можете сделать и то и другое.

Если бы я не знал кое-какие подробности о прежней жизни Элсы Квери и не догадывался о чем-то большем, я бы решил, что на меня смотрит влюбленная женщина.

– Это очень редкое свойство, берегите его в себе. А я потакать не буду, а то еще решите вдруг заделаться спасителем всего мира… Вот тогда моей помощи не хватит. Все будет хорошо, – взъерошила мои волосы лекарица. – У девочки еще будет столько детей, сколько она решится выносить. И будет… одно туманное воспоминание о легком недомогании, которое так свойственно женщинам после долгой дороги. Ведите ее сюда!

* * *

Когда я вернулся во двор, сдав больную с рук на руки, лисички поблизости уже не было. И это, признаться, выглядело странным, потому что другая на ее месте попыталась бы выяснить, чем именно занедужила новоприбывшая девица. Тем не менее ни одна живая душа не составила мне компанию, пока я ждал окончания лекарского действа. И к лучшему.

Оно не заняло много времени, как и любое убийство. Безмятежно спящая Лус вряд ли почувствовала хоть что-то из происходящего, а Элса заверила меня, что после пробуждения девушка даже не догадается о случившихся изменениях в ее теле. На этом все неотложные дела закончились, и можно было отправляться восвояси.

Разноцветные каменные дорожки не сразу согласились признаться, какая из них ведет в нужном мне направлении, но, поплутав с полчаса и воспользовавшись помощью встреченных по пути дольинцев, я все же добрался до смотрительского дома. Снаружи он был все тот же: чуточку заброшенный и ощутимо необжитый. Внутри же…

Гибкий силуэт в простом полотняном платье с поясом, сползшим на бедра: светлый, почти светящийся даже посреди сумеречной сырости давно не проветривавшейся кухни.

Подол, все же не убереженный полностью от капель травяного сока.

Рыжий локон, выбившийся из-под ленты и змейкой скользнувший между остренькими лопатками.

– Добро пожаловать, – сказал я, хотя приглашение и запоздало.

Она не ответила, не обернулась. И это показалось мне еще более странным, чем давешнее отсутствие любопытства.

– Что-то случилось, эрте?

– Случилось? – пересмешником повторила мой вопрос Нери и издала звук, отдаленно похожий на фырканье. – Вам виднее. Хотя для вас это, должно быть, сущая безделица. Не стоящая упоминания, если вы о ней умолчали.

Тон ее голоса мне не понравился: он колебался от обиженного до оскорбленного, а каких-либо видимых причин вроде бы…

Тонкие пальцы коснулись предмета, лежащего на столе. Раздалось шуршание. Бумажное.

– Вы солгали.

Да что с ней такое, Боженка меня задери?!

– Зачем вы солгали?

Лист бумаги сорвался с края стола и закружился в воздухе, падая под ноги Нери Соанн. Знакомый такой лист, слегка помятый из-за пребывания то в одних, то в других руках. Немного отсыревший за время путешествия на речном кораблике. Я сам ни за что не вспомнил бы точное содержание нескольких строк, выведенных рукой Натти, но здесь и сейчас нашлось кому освежить мою память.

– Супруги Мори со-Литто.

Она произнесла эти несколько слов как приговор целому миру. То ли своему, то ли моему, то ли…

– Это и есть безделица.

– Супружеские узы? – горько уточнила лисичка, продолжая смотреть куда-то в закрытое окно.

– Нет никаких уз. Только на бумаге. Мужчина и женщина, путешествующие вдвоем, вызывают меньше вопросов, если именуются для всех супругами.

– И еще меньше вопросов, если ведут себя как супруги?

– Мы не пускали наблюдателей в свою постель.

– Ах, так постель все же была?

Со стороны наверняка могло показаться, что она ревнует. Но мне, глядящему на все изнутри обстоятельств, пока никак не удавалось понять, что происходит.

Да, когда я испрашивал дозволения уехать, хозяйка Блаженного Дола уже вела себя немного странно. Невнятные разговоры о сватовстве, назначенной свадьбе и прочих глупостях, вспышки гнева безо всяких объяснений. Ей определенно что-то требовалось от меня, но вроде бы только осенью. Или обстоятельства изменились?

– Вас что-то тревожит?

– Да. – Рыжая голова утвердительно качнулась. – Меня тревожит, когда мне лгут.

– Эта бумага и правда не имеет значения. – Я присел, чтобы поднять злополучную подорожную, но туфля Нери плотно прижала листок к полу.