— Я бы поднял тебя, но нельзя же, — виновато сказал он.

Совсем как в жизни.

Катерина не поняла, откуда взялись силы, она поднялась и оказалась рядом с ним. Она забыла обо всём, чему её учили в последние дни, она разве что помнила — нельзя его касаться, нельзя соглашаться идти с ним.

— Зачем, зачем ты ушёл? — прошептала она.

— Не подумал. Правда, не сообразил. Сообразил потом, когда услышал тебя, но — я уже согласился пойти с матушкой и не мог её ослушаться.

— А сейчас?

— А сейчас её больше нет. И ничто меня здесь не держит, и это хорошо. Прости меня Кэт, прости, пожалуйста.

— За что, Роб? — она сама не поняла, что ревёт, и что это такое горячее у неё на щеках, а оказалось — слёзы.

Луна вновь скрылась в облаках, и пошёл снег. Слёзы вперемешку со снегом.

— Я… Я не верил тому, что ты говорила. Когда жаловалась на Рональда, на Джейми, на отца. Я не думал, что хоть кто-то из них дотронется до тебя, мне казалось, всё это — женские глупости, просто они не любят тебя, а ты не любишь их. Если б я только знал, что это правда, и что тебе пришлось пережить — мы бы уехали раньше. Хоть в Торнхилл, хоть куда ещё. Если бы я знал, что всё это правда!

— И… как ты узнал?

— Когда ты бросилась в море, я поверил. И понял — жизни мне не будет, если я тебя не верну. И я нашёл способ вернуть тебя! А потом… ты всё забыла, и я подумал, что и ладно, просто начнём всё сначала.

— Но… я ведь и потом говорила, что Рональд угрожал и мне, и тебе? — перед Катериной словно пропасть разверзлась.

Джейми признался ещё тогда, год назад. А Рональд, выходит, был прав, когда говорил, будто им есть, что вспомнить? И лорда Грегори Кэт боялась не зря?

— Мне было проще не обращать внимания — ведь его я знал всю жизнь, а тебя — совсем недавно, хоть и не мыслил своей жизни без тебя. А теперь я понимаю, что был последним глупцом, и тогда — и после. Я мог не приказывать жечь Торнхилл, мы могли там остаться, сразу, и нам было бы там хорошо.

Катерина поняла, что не может это слушать. Господи, почему же всё так вышло? Так глупо, так безнадёжно?

— Не казнись, Роб. Мне тоже есть, в чём признаться тебе, и попросить прощения.

— Ты о чём, Кэт? Если об отце и Рональде, то забудь! Я сам виноват, что не защитил тебя, хотя клялся.

Она собралась с духом.

— Роб, ты клялся не мне.

— Как так? — не понял он.

— Ты клялся другой Кэт, той, которая умерла. В тело которой меня привела госпожа Мэгвин.

— Что? — выдохнул он едва слышно.

— Твоя Кэт умерла, Роб. А я заняла её место. И старалась быть… не хуже.

— Кто же ты? — растерялся он. — Ты… ты не то, что не хуже, ты другая, совсем другая. Вот, значит, почему…

— Прости, меня не спрашивали. То есть нет, спрашивали, но — толком не объяснив всего. Как и твою Кэт, когда она выходила за тебя, она тоже не знала, что ждёт её в Телфорд-Касле. Кто знает, может быть, вы и встретитесь ещё — где-то там, куда людям хода нет.

— У меня в голове не умещается, Кэт, правда! Кэт, ты будешь молиться за меня?

— Обязательно.

— Прости, Кэт. И прощай. Матушки больше нет, я смогу уйти. И Майк тоже. Майк, иди сюда.

Округлый силуэт приблизился и неловко поклонился — точно как в жизни.

Ноги уже не держали Катерину совсем, она вновь опустилась в снег и видела сквозь ресницы, как исчезают оба хорошо знакомых ей силуэта.

Прощай, Роб.

50. После боя

Катерина очнулась от того, что её облизывали шершавым языком. Щёки, нос, лоб. Горячим шершавым языком, между прочим, и не давали ей снова отключиться. Глухое ворчание, мокрый нос, который тыкался куда-то в шею, а потом её просто взяли за плащ и потащили куда-то по снегу. Молча. А потом внезапно перестали тащить.

— Какой же ты молодец, — говорил кому-то маг Жиль. — Где ж ты нашёл нашу рыжехвостую? Кати, маленькая моя Кати, просыпайся. Ты без сил, я понимаю, но надо добраться в тепло.

Крупный объект плюхнулся в снег возле Катерины, она открыла глаза.

Серебристый свет магического огня, Жиль, отряхивающий с неё снег, и — внезапно волк. Крупный волк, тоже серебристый в магическом свете.

— Так я… жива? — прошептала она.

— Несомненно и абсолютно, — подтвердил Жиль. — У тебя был шанс замёрзнуть, а у снега — засыпать тебя с концами, но это вот невероятное господне создание не позволило. Он тащил тебя за плащ зубами в сторону замка. Как тебя унесло-то так далеко? Мы уже всех собрали, а тебя не было и не было. Я было собрался своими методами поискать, но вот этот волк прямо побежал со всех ног, и их повелитель сказал — наверное, он что-то знает. И я пошёл за ним.

Катерина дотянулась до головы волка, погладила. Ого, а у волка-то шрам за ухом! Неужели тот самый, которого она нашла осенью?

— Хороший мой, спасибо тебе, — сказала, и коснулась звериного носа.

Зверь вздохнул.

— У миледи амулет, волки чувствуют его. Серый говорит, что от миледи пахнет лисицей, — донеслось сверху.

Эдвард Блэк-Рок возвышался над ними, как скала.

— Да хоть каракатицей, — Жиль поднялся и попытался поднять Катерину, но её соврем не держали ноги.

— Прости, я… я не могу, — виновато сказала она.

Тогда он просто подхватил её на руки и понёс. Нёс-нёс, потом остановился.

— Вы чего тут? Идём в тепло! — скомандовал кому-то.

— Да, мы уже, — это Джон.

Он жив, и это прекрасно.

— Не успели выдохнуть, уже милуетесь? — проскрипел откуда-то снизу Джейми.

Звук пинка, вопль.

— Джон, подержи.

Катерина чувствует, что её передают — не поверите, Джону. Впрочем, Джон держит её ничуть не менее уверенно, только не шепчет ничего успокаивающего и нежного. Просто держит.

А Джейми воет.

— Ты чего? С ума сошёл? Да сдалась она тебе!

— Ты, идиот. Ты скольких возвращенцев сегодня упокоил? Ни одного? А сколько она? Да она вас всех спасла, ты, ошибка мироздания!

— Ты бы и сам справился, — пробурчал Джейми.

— Нет. Не сегодня, не с этой задачей, и без жертв не обошлось бы. Сожрали бы тебя совсем, понимаешь? С потрохами вместе. И жаль, что побрезговали, честное слово.

— Почему он не