Арчибальд Браун. Найдите Тэда Ханну и скажите ему, что это я спрашиваю».

– Ох да, конечно. О патриоте. У вас нашлось время что-нибудь разузнать? Это было не очень важно.

– Я случайно встретил того, к кому вы меня адресовали, в автобусе в Уайтхолл позавчера. Он сказал, что у него о вашей птичке ничего нет, но что они будут рады узнать, на кого он работает. Вы понимаете, о чем он говорил?

– Думаю, да, – ответил Грант с улыбкой. – Я постараюсь обязательно разузнать. Это просто будет небольшое домашнее задание на каникулы, скажите ему.

– Не забивайте, пожалуйста, голову работой, поправляйтесь скорее и возвращайтесь, пока здесь без вас все не развалилось на части.

– А где сделаны туфли, которые были на нем?

– На ком? Ах да. Карачи.

– Где?

– Карачи.

– Да, мне так и послышалось. Похоже, он побывал всюду. А на форзаце Нового Завета никакого имени?

– Не думаю. Кажется, я ничего такого не записал, когда читал заключение. Подождите минутку. Вот, записал. Имени нет.

– И никто из «пропавших» не подходит?

– Нет, никто. Кажется, никого даже приблизительно похожего. Он ниоткуда не «пропадал».

– Ладно, вы просто молодчина, что все это разузнали, вместо того чтобы сказать мне, чтобы я шел ловить рыбу в свою заводь. Когда-нибудь я сделаю для вас то же самое.

– А рыба в вашем омуте клюет?

– Тут вообще нет омутов, и рыба прячется в самой глубокой из оставшихся заводей. Поэтому-то я и дошел до того, что стал интересоваться делами, не стоящими, чтобы ради них и пальцем пошевелили в таких загруженных работой отделах, как первый юго-западный.

Однако Грант знал, что это не так. Не скука вызвала его интерес к Б-Семь, он чуть было не сказал – его родство с ним. У Гранта было странное чувство отождествления себя с Б-Семь. Не в смысле того, что они – одно существо, а в том смысле, что у них одинаковые интересы. Учитывая, что он видел Б-Семь всего один раз и ничего о нем не знал, это было совершенно неразумно. Происходило ли это оттого, что он думал о Б-Семь как о человеке, тоже боровшемся с демонами? Может быть, отсюда возникло чувство личной заинтересованности, как будто ему бросили вызов?

Грант поначалу предположил, что рай, о котором писал Б-Семь, – это забытье. Он предположил это из-за тяжкой, пропитанной парами виски атмосферы в купе. Но молодой человек вовсе не был набравшимся по уши. В действительности он не был даже очень пьян. Просто слегка навеселе. А что он упал навзничь и разбил голову об умывальник – такое может случиться с каждым. Значит, его так странно охраняемый рай вовсе не означал забытье. Грант заставил себя прислушаться к тому, что говорит Уильямс.

– Что-что?

– Я забыл сказать, что проводник спального вагона считает, что Мартина кто-то провожал в Юстоне.

– Почему же он раньше молчал?

– Ну, мне сдается, от него вообще было мало проку, от этого типа. Кажется, он смотрел на все это дело как на личное оскорбление – сержант, который был там, рассказывал.

Старый Йогурт очень подходил под такое описание.

– А что он сказал?

– Он сказал, что когда он шел по коридору в Юстоне, в купе кто-то был. Еще один человек. Проводник не видел этого человека, потому что Мартин стоял к нему лицом, а дверь была полуоткрыта, так что он заметил только, что Мартин с кем-то разговаривает. Они, похоже, были в прекрасном настроении. Говорили они о том, как ограбить отель.

– Что?!

– Вы понимаете, что я хочу сказать? Следователь тоже заорал: «Что?!» Этот проводник говорит, что они болтали о том, чтобы «ограбить „Кэйли“», а поскольку нельзя ограбить футбольную команду, то это, должно быть, отель. В Шотландии все отели, если они не называются «Вэверли», называются «Каледониан». Они болтали не всерьез, говорит проводник.

– И это все, что он сказал о провожающем?

– Да, все.

– Это мог быть вовсе не провожающий. Это мог быть его приятель, с которым они встретились в поезде. Тот мог увидеть его имя в списке пассажиров или заметить его на перроне.

– Да, если не считать того, что приятель должен был бы снова прийти утром.

– Не обязательно. Тем более если он был в каком-нибудь дальнем вагоне. А тело вынесли так тихо, что сомневаюсь, узнал ли кто-нибудь из пассажиров, что кто-то умер. На станции давно уже никого не осталось, когда приехала «скорая». Я знаю, потому что суматоха с ее приходом происходила как раз тогда, когда я уже кончил завтракать.

– Угу. Проводник заявил, что он решил, что это провожающий, потому что тот был в пальто и шляпе. Как он говорит, в большинстве своем мужчины, когда идут по поезду в вагон-ресторан, шляпы не надевают. Он говорит, что первое, что они делают, – бросают свои шляпы в сетку. То есть как только заходят в свое купе.

– А судя по списку пассажиров спального вагона – как был заказан билет?

– По телефону, но брал его сам Мартин. По крайней мере, кто-то худой и черноволосый. Заказ был сделан за неделю.

– Хорошо. Давайте дальше про Йогурта.

– Про кого?

– Про проводника спального вагона.

– A-а. Так вот. Он говорит, что когда шел по вагону собирать билеты минут через двадцать после Юстона, Мартин ушел в туалет, но его спальная плацкарта и половинка билета до Скоона, «туда», лежали приготовленные на полочке под зеркалом. Проводник забрал их и, проходя мимо туалета, постучал в дверь и спросил: «Вы из Б-Семь, сэр?» Мартин ответил: «Да». Тогда проводник сказал: «Я взял ваши билеты, спасибо, сэр. Вы хотите утром чай?» И Мартин ответил: «Нет, спасибо. Доброй ночи».

– Значит, у него был обратный билет.

– Да. Половинка «обратно» лежала у него в бумажнике.

– Ладно. Похоже на то, что все так и было. Даже то, что никто не поинтересовался им, не пришел опознать тело, – может, все объясняется тем, что он уехал и никто не ждал от него известий.

– Этим и отсутствием объявления о смерти. Не думаю, чтобы его родные поместили траурное объявление в английской прессе; скорее они сообщат об этом в своей местной газете, там, где люди его знали.

– А что показало вскрытие?

– О, все как обычно. Легкий ужин примерно за час до смерти, большое количество виски в желудке, но совсем немного в крови. Достаточно, чтобы он опьянел.

– Никаких предположений, что он был пьяница?

– О нет. Отсутствие дегенеративности любого рода. Следы более ранних травм головы и плеч, а в остальном совершенно здоровый экземпляр. Не назовешь головорезом.

– Значит, у него раньше были травмы?

– Да, но очень давно. Я думаю, это