– Не думал, что у нас настолько разные представления о понятии «хорошо».

Тон, которым это было сказано, заставил усмехнуться. Томас прошел к столу, вынул из ящика небольшую плоскую бутылку и отвинтил крышку, выпустив на волю запах виски.

– Пейте. – Он резко, почти зло протянул бутылку мне. – Вам не помешает.

Напиток обжег горло, прогоняя холод и даже немного притупляя боль. Начальник Скотланд-Ярда взял тетрадь с переводом и начал пролистывать. Иногда глаза задерживались на каких-то строчках, но лицо хранило равнодушное, даже брезгливое выражение.

– И ради этого он… – пробормотал Эгельманн и осекся. Вернув дневник на стол, он наклонился. – Вам лучше?

Это прозвучало уже не так раздраженно. Я посмотрел ему в глаза и кивнул, он облегченно улыбнулся, но тут же опять нахмурился.

– Не дурите больше. Мне не трудно выделить вам в помощь пару человек. Вы даже не представляете, как ваш отъезд все взбаламутил. Мы тут себе места не находили!

Он забрал бутылку, прилично хлебнул и поставил на стол. Вернувшийся констебль принес медикаменты и поспешил ретироваться. Проводив его рассеянным взглядом, Томас глянул на часы и негромко сказал:

– Мне звонил мистер Моцарт. Он хочет встретиться.

– С вами?

– Сказал, с нами. Через двадцать минут пришлет экипаж. Но вы можете не ехать, я солгу ему, что не застал вас.

– Томас. – Когда он приблизился, я встал и положил руку ему на плечо. – Вы настолько плохого обо мне мнения? Думаете, я отпущу вас на встречу с таким человеком? В разведку так не ходят.

Поединок взглядов продлился лишь несколько секунд. Томас сдался, хмыкнул и нервно, по-мальчишески взъерошил себе волосы.

– Что ж, спасибо. Тогда следует заняться вашей раной сейчас. Помочь?

Отказавшись, я снял плащ, расстегнул жилет и принялся за рубашку. Рука слушалась неважно; Эгельманн с пристальным вниманием наблюдал за мной, будто ожидал, что я в любой момент потеряю сознание.

– Вы точно можете ехать?

– Не сомневайтесь. – Кивнув, я отвинтил пробку от пузырька с йодоформом. – Это даже несерьезно для рубящего удара. Крови много, но ничего не задето. Главное – перевязать. Медики в поезде сделали это ужасно, но я благодарен уже за то, что они предварительно все промыли.

Я начал избавляться от бинтов; в одном месте они присохли, в другом наоборот, по-прежнему были сырыми. Кривясь от боли, я наконец освободил рану и окинул взглядом. По-хорошему ее следовало промыть еще раз, прежде чем заново обрабатывать, но времени не осталось. Йодоформ отвратительно жегся. Я привычно стиснул зубы, утешаясь тем, что если бы требовались швы, было бы хуже.

– Давайте все же помогу. – Эгельманн взял бинты, и я благодарно протянул ему руку. – Удивительно, как философски вы к такому относитесь, на гражданской-то стороне.

– К увечьям? – уточнил я. – Свыкся. Вы, наверное, за службу столько раз были ранены, что тоже привыкли видеть их?

– На себе – да, – сухо отозвался он. – Но когда кто-то, кого ты записал в друзья, истекает кровью, тут не привыкнешь. Особенно, если друзей особо нет.

Он закрепил повязку и отступил. Сделал новый глоток из бутылки с виски, протянул мне и нервно, но добродушно подмигнул.

– Подобная сентиментальность не положена шефу полиции, но я действительно рад, что вы живы. Одевайтесь, нужно спускаться.

Я накинул на плечи рубашку. Томас глянул на болтавшийся на шнурке тигриный клык.

– Все еще приносит удачу?

– Вполне.

– А это приносит удачу мне. – Он снял со стены тускло блеснувший тальвар.

Когда мы вышли, за воротами уже ждал экипаж, запряженный двумя серыми лошадьми. Заметив нас, возница помахал, и мы приблизились. Томас распахнул дверцу, серебрившуюся каким-то гербом, и обернулся.

– Уверены, Артур?

– Уверен. В конце концов… Гильгамеш и Энкиду ведь совершили пару подвигов вместе, прежде чем умереть?

Он рассмеялся. Возница хлестнул лошадей; экипаж сорвался с места. На город снова опускался густой туман.

[Дин]

Лечь днем оказалось плохой идеей. Растревоженные бессонной ночью мысли никак не хотели покидать меня. Я проворочался в постели где-то полчаса и встал; голова гудела, как старый чайник, и я уже понял, что сон сегодня обойдет меня стороной. Одевшись, я подошел к окну и окинул взглядом облачное небо. Пожалуй, стоило прогуляться, может, зайти куда-то перекусить: кажется, в последний раз я ел что-то вчера днем. Еще хотелось навестить Лори. Это я и решил осуществить прежде всего.

Выйдя из омнибуса у знакомого дома, я впервые обратил внимание на чердачное окошко-розетку из мелких цветных стеклышек. Это удивило меня: не подходило строгому, даже временами чопорному Нельсону. Поднявшись по ступеням, я постучал.

– Иду! – прозвенел женский голос. – Нет, бегу, бегу!

Мелкая, быстрая семенящая поступь не напоминала хромающие шаги Лори. Дверь распахнулась. На пороге стояла Пэтти-Энн, маленькая сестра Нельсона, – черноволосая, с усыпанным родинками лицом. Она широко распахнула синие глаза.

– Ой… полиция? – Взгляд переместился на цветы в моих руках. – С букетом?..

– Я не на службе, – поспешил успокоить ее я, уже жалея и об опрометчивой покупке нескольких белых кустовых роз, и о том, что надел форму. Ничего другого, пригодного к ношению в такую хмарь, у меня просто не было. – Я хотел бы увидеть Лоррейн.

Девушка задумчиво поправила толстую длинную косу.

– Ее нет. Они с моим братом уехали.

– Вот как? – Я постарался скрыть разочарование. – Что ж, спасибо. Возьмите. – Я отдал ей букет. – Передайте, пожалуйста, что я…

– Подождите! – Она сдвинула брови. – Не уходите! Они, может, скоро вернутся. Лори будет вам очень рада.

– Я не…

– И вид у вас какой-то больной! – Короткие пальчики уже схватила меня за рукав. – Давайте вы со мной пообедаете, не люблю есть одна! А потом я вам заварю чая с шиповником, я привезла сушеные ягоды! Из Вены!

Я сконфуженно попытался отказаться:

– Совсем не нужно…

– Мистер Соммерс! – Она широко улыбнулась. – Над городом летают страшные корабли, моего брата и его невесты-детектива нет дома, и я одна боюсь! Как полицейский вы обязаны меня защитить. И попробовать мою телятину и куриный суп.

Невеста? Захотелось немедленно уйти. Но я нашел силы рассмеяться и кивнул.

– Что ж, придется исполнять свой долг.

Просияв, Пэтти втянула меня в коридор. Я снял мундир, повесил и вслед за ней прошел в большую кухню.

– Здесь есть что-то среднее между гостиной и столовой. Но мы вечно толчемся тут, хотя, может, это неплохо, – оживленно сообщила она. – И готовить тут здорово, Австрия намного более отсталая страна, там и плитку-то нормальную не найдешь…