– А кто сказал, что будет легко? – отшутился Томский.

Наблюдая за мельканием туннельных спаек, он думал только об одном, как бы не вырубиться до того, как начнется бой. Скрывать от товарищей слабость становилось все труднее. Даже улыбка стоила ему больших усилий. Мышцы лица одеревенели. Грудь жгло не только снаружи. Легкие будто наполнились расплавленным свинцом. Толя шевелил пальцами, сжимал ими автомат, чтобы убедиться, что он все еще годен для поединка. Перегон казался Томскому бесконечным. Он почти разуверился в том, что дрезина когда-нибудь остановится.

Наконец Лумумба заглушил двигатель. Все спешились. На платформе остались только Вездеход и связанный фашист. Русаков передал карлику свою зажигалку – сплюснутую гильзу с фитилем и припаянной тонкой трубочкой, где располагались колесико, пружинка и кремень. Фитиль зажигалки закрывался медным колпачком, прикрепленным к гильзе цепочкой.

– Держи, Николай. Она меня никогда не подводила. Чем позже подожжешь, тем лучше. Только смотри, не переборщи. Помни, что зажигалку должен вернуть мне лично. Так что приказ будет только один – выжить.

Коротышка с улыбкой кивнул. Карацюпу, норовившего пуститься в рискованное путешествие вместе с новым другом, пришлось удерживать силой. Последние пятьдесят метров дрезину толкали, стараясь делать это как можно тише. Затем Вездеход, усвоивший науку Максима, запустил двигатель. Набирая скорость, дрезина покатилась к Автозаводской. Теперь необходимость соблюдать тишину отпала. Отряд бегом бросился вслед за дрезиной, чтобы поспеть к блокпосту в нужный момент. Толик не отставал от друзей ни на шаг. Предвкушение хорошей драки наполнило кровь адреналином. Болезнь на время отступила.

На блокпосту услышали шум двигателя. Раздались встревоженные голоса, отрывистые команды. Туннель залил свет прожектора. Было видно, как Вездеход склонился над ящиком, поджигая фитиль бутылки с коктейлем Молотова. Красные пока не стреляли. Они то ли опешили от наглости нарушителей, то ли никак не могли взять в толк, почему дрезиной управляет офицер в форме Рейха. На этом и строился расчет Толика. Первая пулеметная очередь громыхнула лишь после длинной паузы. Вездеход пружинисто оттолкнулся от края платформы, прыгнул на стену туннеля и повис на кабелях.

По летящей к блокпосту дрезине били уже два пулемета. Дергалось прошитое пулями тело фашиста.

Дрезина врезалась в мешки с песком. Крики паникующих солдат заглушил взрыв. В лицо Томскому ударила горячая волна. Погас разбитый прожектор, но его с успехом заменили яркие языки пламени. Из-за мешков на пути выкатился охваченный огнем человек. Он метался от стены к стене, оглашая туннель дикими воплями. Судя по звуку, один пулемет был выведен из строя. Второй все еще поливал атакующих свинцом. Томский увидел, как, наткнувшись на невидимую преграду, упал Жан-Батист. Не дать красным очухаться! Не позволить атаке захлебнуться.

Когда Толя вырывал чеку, руку от пальцев до плеча пронзила острая боль. Стиснув зубы, он швырнул гранату. Взрывная волна расшвыряла солдат и мешки с песком. Пулемет захлебнулся. Зато за спиной Томского отрывисто затакал «дегтярь». Выпрямившийся во весь рост Пьер не позволял красным высунуться из-за мешков.

Первым до блокпоста добрался Банзай. К удивлению Толика, он не пользовался автоматом. Забросив «калаш» за спину, он размахивал штык-ножом. Солдат, преградивший азиату дорогу, рухнул на тела своих товарищей, прижимая руки к распоротому животу. Когда весь отряд ворвался на развороченный блокпост, сопротивляться там уже было некому. Пара бойцов с перекошенными от ужаса, закопченными лицами, застыли с поднятыми руками.

Однако праздновать победу было рано. В пятидесяти метрах от первого блокпоста красные установили второй, тоже развернутый фронтом к Автозаводской. Теперь его защитники в спешном порядке поворачивали пулеметы. Отряду пришлось залечь за остатками дрезины и отстреливаться. Однако эта перестрелка оказалась короткой. Загромыхали автоматные очереди со стороны станции. Красные оказались под перекрестным огнем. После того как Федор швырнул еще одну гранату, над клубами пыли задергалась белая тряпка. Пятеро оставшихся в живых солдат последовали примеру товарищей с первого блокпоста и подняли руки.

Распрямиться Томскому удалось с большим трудом. Хотя бой и закончился, в ушах у него все еще стоял треск выстрелов и шум взрывов. Он видел, как Русаков обнимается с жителями Автозаводской. Пытался разобрать слова улыбающегося во весь рот Аршинова, но так и не смог ничего понять. Толик сделал шаг навстречу прапору, споткнулся о горку песка, которая просыпалась из разорванного мешка, и упал на рельсы.

Туннель погрузился в кромешную темноту, но сознания Толик не потерял. Он понимал, что дело не в туннеле, а в нем самом. Подвело только зрение. Голоса Томский слышал. Чувствовал, как его подняли и понесли. Запах гари и порохового дыма остался позади. Он почувствовал, как его кладут на что-то мягкое. Лба коснулась холодная рука. Кто-то расстегнул пуговицы куртки. Вспышка боли от прикосновения к ране. Голос Кольцова.

– Это не огнестрельное ранение. Укус паука. Дезинфицирующие примочки тут не помогут. Даже если бы у меня был раствор метокарбамола, все равно – уже слишком поздно.

А потом – вердикт:

– Он не протянет больше часа…

Конвоиры застыли в напряженных позах, словно гусеница-мутант была василиском, превращающим взглядом любое живое существо в камень. Круги от падения монстра в котлован с водой сменились рябью. Через минуту поверхность воды сделалась зеркально-гладкой, и уже ничто не напоминало о том, что люди стали свидетелями жуткого зрелища.

Григорий махнул рукой повторно: в атаку! Однако заключенный, который должен был нанести первый удар, так и не успел пустить в ход лопату.

Послышался топот.

Из наземного вестибюля выбежали новые охранники. Заключенных прикладами погнали на станцию. Груженные грунтом тачки бросили на поверхности. Носов встречался с недоуменными взглядами товарищей, но понимал ровно столько, сколько и они. Руководителя Сопротивления вытолкали из толпы узников. Григорий увидел Корбута. Уперев руки в бока, он смотрел на Носова с такой ненавистью, что, если бы умел испепелять взглядом, от Григория давно остались бы только головешки.

Чеслав пытался обуздать гнев, но не сдержался. Сделал шаг навстречу Носову… Карлик покачнулся от увесистой оплеухи.

– Где Шестера, ублюдок? – заорал Корбут, потеряв остатки самообладания.

– О чем вы, товарищ комендант? Какая шестеренка? Вы не переутомились? Такая ведь нагрузка… Нечеловеческая…

Чеслав замахнулся для нового удара, но на сей раз сдержался.

– Недомерка ко мне в кабинет!

По дороге Носов лихорадочно думал о том, как использовать привязанность ЧК к шестилапому зверьку. Сомнений в том, что комендант ценит жизнь Шестеры во много раз больше человеческой, не оставалось. И когда Носова втолкнули в кабинет, тот знал, как себя вести. Заговорил, не дожидаясь наводящих вопросов.