- Поверь, я найду нашего сына, - произнес он уверенно, но для нее похоже его слова были не убедительны. Александра покачала головой.

- Ты уже обещал, но выполнять свое обещание совсем не спешишь, - возразила она с нескрываемым презрением в голосе.

Понимая, что слова для нее так и останутся словами, Марат неожиданно резко наклонился и его рот тут же захватил ее губы в плен. Поцелуй был напористый, властный и даже в чем-то предостерегающий. Не следовало с ним так разговаривать. Александра попыталась вырваться. Но он не дал ей на это ни малейшего шанса, по-видимому, считая, что нет другого способа справиться с подобной истерикой.

Но от всего произошедшего она была в таком состоянии, что не собиралась так просто сдаться и предостережению с его стороны не вняла, да и вообще, вряд ли уже могла адекватно воспринимать действительность. Александра предпринимала все новые и новые попытки избавиться от Ахметова, его рук, что то крича при этом, ругая его последними словами и всеми силами пытаясь вырваться. Несколько раз ей удалось его ударить. А в какой-то момент, совсем видно не имея сил держать себя в руках, даже лицо Марату поцарапала. И вот тут уже он без всякого сомнения по-настоящему разозлился. Тяжело дыша и сейчас уже точно не особенно заботясь о ее состоянии, Ахметов, слегка рыкнув и, грубо заведя ее руки за спину, подхватил ее словно пушинку и понес на кровать.

Она задыхалась от его напора и тяжести его тела, уворачивалась от поцелуев и совсем не нежных в данный момент ласк. Вот теперь ей абсолютно точно удалось вывести Ахметова из состояния равновесия, и он похоже перестал контролировать себя, и о жалости, которую до этого испытывал, и о той боли, которую причиняет ей в данный момент, тоже уже вряд ли помнил, напрочь спустив тормоза. Все смешалось, его настойчивые поцелуи, ее ругательства в его адрес, удары, которые она, не переставая, на него обрушивала, когда ей удавалось ненадолго высвободить руки из его цепкого и болезненного захвата, хотя и довольно слабые, потому как сил уже ни на что не осталось. Но Марат не обращал внимания на ее сопротивление, и притормаживать тоже не собирался.

И она, совершенно обессиленная в какой-то момент, наконец сдалась. Разве что горячие слезы бежали по ее лицу, которые она при всем желании не могла бы сдержать, также, как не могла сейчас сдержать Ахметова. Теперь было слышно только тяжелое дыхание обоих и звук разрываемой одежды, с которой Ахметов не собирался церемониться. Его все достало, и было плевать на последствия и на ее ненависть. Только, нещадно подминая под себя, двигался, двигался, делая это с таким ожесточением, словно наказывая, ее, себя, их обоих, заставляя таким образом беспрекословно подчиниться.

Александра похоже, купаясь в собственной боли, до сих пор совсем не думала о том, что и он все это время также, как и она, находился в неимоверном напряжении, поиски сына дорого ему давались, а еще ощущение собственного бессилия. И за это и за свою необдуманную истерику теперь расплачивалась. По-видимому, внешнее спокойствие, которое Марат до этого демонстрировал, ввело ее в заблуждение, привело к ошибке. С Ахметовым так нельзя, и, похоже, она об этом напрочь забыла. И винить в его данной конкретной несдержанности и всей этой выплеснувшейся на нее, словно огненная лава, неконтролируемой злости, кроме себя, ей было некого…

Когда все закончилось, он, не глядя на Александру, тяжело поднялся, прежде грязно выругавшись, и, пошатываясь, вышел из комнаты. Она же при этом чувствовала полное опустошение, понимая, что в ближайшее время вряд ли сможет пошевелиться. Но как бы сейчас горько и больно ей не было, все же в глубине души даже как ни странно где то оправдывала Ахметова. Они до сих пор оба были в таком состоянии, когда, казалось нервная система уже не выдержит, находились на грани. И, сейчас, когда напряжение хоть немного было сброшено, пусть даже и таким способом, ничего, она и не такое выдерживала, да и Ахметову тоже, надо сказать, от нее досталось, появилась все же надежда, что в конце концов они не поубивают друг друга и возможно даже смогут нормально поговорить. Ведь по злой иронии они в данный момент находились в одной упряжке, и им обоим было, как никогда, тяжело. И ответственность приходилось также нести вместе, независимо от того, кто больше виноват во всем произошедшем с ними.

Однако, поговорить не удалось. Ночью, Александра проснулась от непонятного переполоха, происходящего в доме. Быстро поднявшись и выйдя в коридор, она увидела Ахметова, идущего в сопровождении своих людей и Дмитрия Сергеевича в придачу. Лицо при этом было до невозможности суровым, а шаг непреклонным. Он только на секунду притормозил возле Александры, переведя на нее мрачный взгляд, и она сразу все поняла, все было ясно без слов. Поиски наконец увенчались успехом. В этом даже сомневаться не приходилось. От осознания этого и твердого понимания, что с собой он ее не позовет, Александра почувствовала тошноту и такую слабость в ногах, что казалось упадет. И, тем не менее, собрав всю свою волю в кулак, она все же обратилась к Ахметову, который уже был за несколько метров от нее.

- Марат…, - позвала она слабо. Но он услышал и обернуться, хотя и явно без особой охоты. Сейчас ему не до чего было. А она только и смогла с большим трудом произнести несколько слов:

- Софья Николаевна… Пожалуйста… – Но он ее прекрасно понял. Его глаза сузились до маленьких щелочек, а челюсть напряглась. Александра, глядя на него, несколько раз повернула головой, словно предостерегая. Она хорошо знала, что он может совершить в гневе, и также понимала, что все теперь зависит только от его решения. Но понять, о чем он думал в данный момент, было невозможно, его лицо оставалось абсолютно непроницаемым. Когда Марат скрылся из вида, она медленно сползла по стене, ноги совсем не держали ее. Повлиять она уже ни на что не могла. Оставалось только надеяться, что он не натворит еще больше тех бед, что с ними уже случились…

В поселке, где через восемь часов оказался Ахметов, в отличие от города, из которого он только что приехал, погода была солнечной. Все вокруг, и казалось, даже сама природа, излучало покой и умиротворение, будто чему-то беспричинно радовалось. Непривычно все это и странно, неужели еще есть