«Учитель, прости меня, — сказал Филипп из Вифсаиды. — Твои слова, кажется, затрагивают прошлое, настоящее и будущее, поэтому я никогда не понимаю, как именно истолковывать то, что ты говоришь. Но, говоря о любви, ты, конечно же, подразумеваешь, что наша любовь к божественному, правильно воспитанная и воспринятая, поможет нам превзойти даже смерть? Но все же надо признать, что Песнь Соломона, как и сам этот исторический царь, предполагает совершенно иной, чувственный, можно даже сказать, плотский вид любви — а такое живописание едва ли подходит к образу грядущего предсказанного тобой царствия».

«Действительно, Филипп, — сказал Учитель. — И именно в этом заключается таинство»».

Остров Мона, Британия. Осень 44 года

«Марии из Магдалы,

Лугдун, Галлия,

От Иосифа из Аримафеи,

Мона, Ирландское море, Британия.

Дорогая Мария!

Как ты понимаешь, я получил твою последнюю посылку, хотя добиралась она ко мне сюда достаточно долго. Вследствие прошлогоднего «вторжения» в Южную Британию императора Клавдия я временно перенес наши основные действия на север, в друидическую крепость, где нам оказывают всяческую поддержку. Хотя моей жизни ничего не угрожало: высадка римлян закончилась бескровным захватом, не было никаких убитых и даже раненых, римляне пробыли здесь пару месяцев и уехали, оставив лишь несколько легионов для начала строительства, — тем не менее я боялся за сохранность тех вещей, которыми владею, ведь, как ты знаешь, они имеют известную ценность. И она непосредственно касается темы твоего письма.

Как бы мне лично ни хотелось увидеться с тобой, но, обдумав твое предложение, я должен сказать, что сейчас неподходящее время для твоего путешествия сюда из Галлии. Ниже я объясню все более подробно. Но сначала позволь передать тебе, какое огромное потрясение вызвали у меня присланные тобой новые сведения, которые я всесторонне изучил и рассмотрел.

Продолжают редеть ряды наших исходных сторонников под ударами римских правителей и их ставленников. Прошлой весной по приказу Ирода Агриппы подвергся жестокой казни Иаков Зеведей, а Симона Петра арестовали после его добровольного ухода на север, и в свете таких печальных событий я пришел к пониманию того, как важно для нас собрать воедино все сведения и получить по возможности более полное представление о том, что Учитель пытался завершить в ту роковую последнюю неделю его жизни.

Более того, учитывая все его предупреждения о лжепророках, кажется очевидным, что Иешуа предвидел появление таких личностей, как Савл из Тарса, упоминаемый в письме Иоанна Марка; предвидел, что они могут попытаться переиначить все его проповеди. Поэтому я постарался соединить присланный тобой новый рассказ о событиях последней трапезы Учителя с его учениками и уже собранные нами сведения. И я согласен с тобой: теперь нам стало гораздо понятнее, что именно он хотел донести до нас в своих откровениях.

Прежде всего, Учитель показал нам, что сам является божественным слугой, чья главная задача — в ритуальном очищении храма и всех, кто хочет войти в него. Смирение. А сравнив свою плоть и кровь с хлебом и вином, он, подобно Исааку, изъявил готовность принести собственное тело и дух в качестве традиционной ритуальной жертвы. Самопожертвование.

Если бы в ту ночь его так быстро не арестовали в моем саду, то он успел бы завершить посвящение Иоанна Зеведея, как намеревался. (И мне лично вполне понятно, почему Иоанн теперь так возмущается, ведь ты единственная ученица, получившая полное посвящение непосредственно из рук Учителя.)

И в конечном счете ты, должно быть, тоже догадалась из письма Марии, матери Марка, что раз уж Учитель тщательно продумал все детали этой трапезы, то, вероятно, не меньшее внимание уделил он и остальным событиям той недели. Возможно, настаивая на проведении ужина в верхней горнице, он хотел скрыть значимость для него неких особенных предметов — к примеру, той чаши, из которой он пил в ее доме и которую позже, как ты говорила мне, передали тебе на хранение по его просьбе.

Сейчас я вдруг понял, что он, видимо осуществляя свой тайный замысел, устроил все так, чтобы каждый из нас получил один из тех предметов, которых он касался — или которые касались его — в последние дни его земной жизни, и хотел, чтобы мы сохранили их в особом месте до его возвращения. К примеру, его облачение сохранил Никодим после того, как мы омыли его тело. А я храню наконечник проткнувшего его копья, которое мне было поручено вынуть из древка того римского центуриона. Наверное, эти предметы обладают какой-то священной силой — и, возможно, все они гораздо старше, чем нам представляется.

Но мне на хранение передали еще несколько предметов, поскольку, как ты понимаешь, Британия оставалась одним из немногих краев, не зависимых от римского владычества или влияния. То есть так было до настоящего времени. И единственно поэтому, Мария, я опасаюсь твоего приезда сюда с этой чашей. По-моему, пришло время мне поделиться с тобой сведениями, которые тебе надлежит знать, если что-нибудь случится со мной.

Вероятно, ты помнишь, что двенадцать лет назад, как раз перед смертью Учителя, я вернулся из одного путешествия. По поручению Синедриона я ездил тогда с особой миссией на Капри, где с успехом завершилось мое ходатайство перед императором Тиберием о возвращении изгнанных евреев в Рим. Но тебе, скорее всего, неизвестно, что в той поездке сопровождал и защищал меня не кто иной, как человек, недавно вторгшийся в Британию: Клавдий.

Более того, наш новоиспеченный император, видимо, осознает, что эта беседа с его дядей Тиберием была у меня не последней. Действительно, я ездил к Тиберию на остров Пакси примерно за неделю до его смерти. И если Клавдий узнал, что мы там делали, то нам стоит задуматься, какие именно причины побудили его к завоеванию Британии. Он оставил здесь три легиона, и они теперь активно занимаются строительством дорог и возведением городов, очевидно, готовясь по его предусмотрительному приказу к основательной жизни в Британии. Используя труд местных жителей, они строят храм в Камулодунуме.[62]Видимо, императору Клавдию не удалось пока найти здесь желаемое. Но похоже, в будущем он планирует провести более тщательные поиски».

Рим. Весна 56 года

БОЛЬШОЙ ПОЖАР

Пока живу, пускай земля огнем горит.

Нерон

По мере того как рабы развязывали вплетенные ленты и распускали длинные светлые волосы, они прядь за прядью разлетались бурными волнами по голым плечам императора Нерона. Он сидел обнаженный перед большим зеркалом, пристально разглядывая свое отражение холодными голубыми глазами.