Затем Капитан в третий раз провозгласил указ о запрете дуэлей. Антонио сидел, как побитая собака, сломанная нога в лубках глупо торчала вперед. Когда вошли Марьотто и Джаноцца, он метнул на них быстрый взгляд и снова принялся изучать пол.

— Пожалуй, в данном случае я не вправе выносить приговор, — подытожил Кангранде. — Вы не совершали преступления против государства. Вы согрешили против двух семейств.

— Против трех, — уточнил Марьотто. — Я подорвал доверие родного отца. Мой отец был бы категорически против этого союза. Вот почему я не стал с ним советоваться.

Толпа снова загудела — одобрительно, как показалось Пьетро. Марьотто не пытался избежать ответственности. Он являл собой воплощение истинного рыцаря — отважного, честного, влюбленного.

— Трех так трех, — согласился Кангранде. — Значит, вы понесете наказание — или заслужите прощение — только от этих трех семейств. В первую очередь спросим опекуна девушки, желает ли он предъявить претензии Марьотто Монтекки.

Джакомо поглаживал свою холеную бородку. Формально девушка была его собственностью. Гранде мог бы предъявить юнцу обвинение в воровстве, хотя участие Марцилио существенно запутывало дело.

— Меня терзают сомнения, — начал Гранде, — причем сомнения не относительно поступка этого молодого веронца, а относительно поведения моего племянника. Он превысил полномочия, которыми наделен в нашей семье, он присвоил себе мое право выбирать мужа для Джаноццы. С другой стороны, мой племянник, пожалуй, не ошибся. Пара получилась действительно прекрасная. Возможно также, что моя внучатая племянница не подходила в жены Антонио Капуллетто. В таком случае мой племянник поступил правильно.

Гранде глубокомысленно вздохнул.

— Как бы то ни было, семейство Каррара снимает обвинение с Марьотто Монтекки. Он действовал с согласия родных Джаноццы — пусть подразумеваемого, но согласия. Я знаю его отца, я только что слышал речь самого Марьотто, и я считаю его достойной партией для Джаноццы. Мы, да Каррара, принимаем и приветствуем этот союз.

Благородные синьоры в унисон испустили нечто вроде вздоха облегчения.

Людовико Капуллетто вскочил.

— А мы, Капуллетто, не принимаем этого союза! Слышите? Мы не согласны! Мы взяли имя Капуллетти, только чтобы угодить отцу этого девичьего вора, — и мы не принимаем, не принимаем, не принимаем! Мы требуем справедливости!

— Я понимаю, что вы имеете в виду, мессэр Людовико, — сказал Кангранде, и в голосе его зазвучал металл. — Однако я еще не слышал, что скажет человек, более остальных пострадавший в этом деле. — Голос Кангранде зазвучал мягче. — Антонио, что ты скажешь?

Секунда тянулась бесконечно долго. По лицу Антонио Пьетро понял, что друг его не хочет говорить. Антонио посмотрел на Джаноццу, затем на Марьотто. Голова его качнулась, губы приоткрылись, но из них не вырвалось ни звука.

Марьотто выпустил руку своей невесты и двинулся к Антонио. Людовико дернулся было ему наперерез, но ледяной взгляд Кангранде охладил пыл оскорбленного отца. Приблизившись к Антонио, точнее, к его выставленной вперед сломанной ноге, Марьотто замялся. Наконец он низко наклонил голову и опустился перед своим лучшим другом на колени.

Антонио медленно поднял взгляд. Целую секунду казалось, что он сейчас заговорит. Но нет — голова снова бессильно повисла, глаза уставились в пол.

Этого Людовико Капуллетто снести не мог. Схватив костыль сына, он ударил Марьотто по голове. Удар пришелся на висок, стук расколол повисшую в зале тишину.

Марьотто повалился на пол. Джаноцца с криком бросилась к нему. Гаргано Монтекки вздрогнул, но счел за лучшее оставаться на месте. Скалигер в мгновение ока очутился рядом со старым Капуллетто и перехватил костыль, занесенный во второй раз. Костяшки пальцев у него побелели.

— Людовико! Покиньте свидетельское место! Немедля, или я вас арестую!

Синьор Капуллетто, багровый, мокрый от пота, разжал пальцы и на шаг отступил от Капитана.

— Видите, что с моим сыном? Он даже говорить не может! Я требую справедливости! Это нечестно — запрещать нам кровью смывать обиды! Если вчера справедливость измерялась в ударах мечом, пусть и сегодня так будет! Пусть ваш указ, Капитан, вступит в силу с завтрашнего дня, а сейчас позвольте нам отомстить за себя лучшим из способов!

Людовико поддержали все знатные синьоры. Они жаждали дуэли, и им было все равно, что думает на сей счет Кангранде. Тот попытался выдвинуть аргумент против.

— Антонио нездоров — он и стоять-то как следует не может, не то что драться. А вам, Людовико, я не позволю сражаться с юношей втрое моложе вас.

Послышался хрип. Скалигер поднял руку, призывая к тишине.

— Что вы говорите, сир Капуллетто?

Медленно, очень медленно Антонио поднялся. Часто моргая, чтобы скрыть слезы, он промолвил:

— Я вполне способен драться.

— Молодец, сынок! — воскликнул Людовико.

Кангранде покачал головой.

— Я вам запрещаю.

— Мой господин… — начал Людовико.

— Нет! — отрезал Скалигер.

— Мой господин, — послышался голос со скамьи голос одного из старейшин, — дозвольте сказать?

Кангранде испустил вздох облегчения и снова занял свое место на возвышении.

— Синьор Монтекки, прошу вас. Вам слово.

Старший Монтекки как мог стремительно прошел на середину залы. Темный плащ его зловеще развевался за плечами. Глаза Людовико вспыхнули от ярости. Кангранде приготовился слушать.

«Вот кто поддержит Скалигера в запрете дуэлей», — подумал Пьетро.

Гаргано Монтекки единственный на себе испытал пагубные последствия практики каждый спор разрешать оружием — в междоусобной борьбе он потерял отца, братьев, дядьев и любимую жену.

Гаргано, всегда очень сдержанный, сейчас просто цедил слова.

— Дуэли преследуют род человеческий со времен Ветхого Завета. Каин и Авель, не умея разрешить спор другими методами, решились на поединок. Древние язычники точно так же по всякому поводу хватались за оружие. Древние умбры полагали меч не менее справедливым судьей, чем совет старейшин. Гомер повествует о поединке между Парисом и Менелаем за право обладать Еленой.

Вы назовете это варварством, единственным способом для полудиких людей решать споры. Однако из легенды о Давиде и Голиафе видно, что побеждает тот, на чьей стороне правда. Карл Великий поощрял дуэли между рыцарями, говоря, что страх за свою жизнь удерживает человека от необдуманных слов и поступков, на кои столь скоры молодые люди. Что есть война, как не множество поединков в одном месте? В битве Господь берет сторону правого и наделяет его меч силою, свойственной лишь справедливости. То же самое происходит во время дуэли. Разумеется, речь не об уличной потасовке и не о вероломном нападении из засады, а о законной дуэли, проводимой по всем правилам, с секундантами, единым оружием, и так далее.