— Вы думаете, вы тут одна на борту?

На капитане была майка с изображением Христофора Колумба. Поверх головы — надпись: «Разыскивается». Внизу — сумма награды. Пять тысяч долларов. Что ж, все ясно.

— Сколько? — повторила Жанна. В тесноте рубки она задыхалась.

Лысый капитан молчал. Баржа продолжала ползти вперед, минуя серое строение. В грязное оконце Жанна видела, как оно понемногу уплывает назад.

— СКОЛЬКО?

Она глядела на полузатопленные бараки, обрушившийся понтонный мост. Он уже наполовину утратил вид искусственного сооружения и едва просматривался под оплетшими его водными растениями.

— Вон туда, — указала она пальцем. — Остановитесь ровно на час. Я добегу до военной базы и тут же вернусь.

— Я не могу приблизиться к берегу. Там слишком мелко.

Тут она вспомнила, что видела прикрепленную к борту баржи надувную лодку. Утлую посудину, обмотанную канатами, с заплатами из автомобильных покрышек.

На приборную доску легли еще 200 песо.

— Я возьму лодку. Найдите кого-нибудь, кто меня довезет.

— Ему придется заплатить.

— Хорошо.

— И остальным пассажирам тоже придется что-нибудь дать. За беспокойство.

— Тут есть спиртное?

Капитан дернул подбородком в сторону озерной деревни.

— Отлично, — одобрила Жанна, утирая лоб. — Начинайте маневр.

Солнце низко висело в небе, ярко-красное и четко очерченное, словно разрезанный пополам спелый плод. Операция по швартовке заняла добрых два часа. Мужчины съездили на лодке в деревню и привезли пива. Пассажиры чокнулись и выпили за здоровье Жанны. Пошутили, посмеялись. Наконец она распрощалась со всеми. Феро настоял на том, чтобы отправиться вместе с ней. Она не возражала. Теперь ей не хотелось отпускать его от себя ни на шаг.

Они уселись в надувную лодку и двинулись к понтонному мосту. Река здесь напоминала растительную помойку. На поверхности качались стебли тростника, увядшие кувшинки, груды листьев, сбитые в островки. Весь этот мусор медленно плыл по течению. Жанна вздрогнула: ей почудилось, что из-под воды выглядывают лица и животы утопленников.

Они добрались до мола. «Ровно час», — повторила Жанна гребцу. Они пересекли озерную деревню, хотя называть деревней жалкое поселение из десятка домишек на сваях, утопающих в жидкой грязи, было явным преувеличением. Доски, листы фанеры, бетонные блоки, куски пластиковой пленки — слепленное кое-как, все это производило впечатление постройки, сооруженной не людьми, а бобрами. Представители «бобрового племени» высыпали им навстречу — сальные волосы, гнилые зубы, почти у всех — лица в слое сажи. У некоторых щеки пересекала красная полоса. Наверное, используют урукум, мелькнуло у Жанны. Все ближе и ближе… Жители деревни не выказывали ни малейших признаков испуга или растерянности. Привычное одиночество окутывало их наподобие безмерного и бесформенного плаща.

К военной базе вела сильно заросшая тропинка. Дорога заняла двадцать минут. Сквозь кроны деревьев, словно через витражи, проникал сумеречный вечерний свет. Мутный, дрожащий. Вместе с ним до земли докатывались последние волны дневной жары.

Наконец показалось здание.

Жанне на ум пришла кайеннская каторга. Что ж, никто не властен над своими воспоминаниями. Глухие серые стены в пятнах сырости. Бойницы, забитые жухлой листвой. Сквозь щели в цементе проросли лианы. Кровлю во многих местах пронзили ветви деревьев. Лес объявил тюрьме войну и вышел из нее победителем. Теперь уже невозможно было сказать, кто из них начал первым. Камень и стебли переплелись в смертельном объятии, словно палачу вздумалось целовать свою жертву. В памяти мелькнули картины храмов Ангкора. Нет, здесь все иначе. Здешние боги сочились злобой. Пытки. Казни. Похищения людей…

Войти внутрь оказалось проще простого. Лианы чудовищными живыми отмычками проникли в замочные скважины, расщепили дверные косяки. Они вошли в большой квадратный двор, заросший высокими травами. Все вокруг было залито прозрачным янтарным светом. Ни дать ни взять оранжерея, только вместо стеклянной крыши — прямоугольник пурпурного неба в промежутке между строениями.

Они свернули направо, к открытой галерее. Столбы. Камеры. Столовая. Железо постепенно уступало место дереву. Интересно, у них был архив? Да нет, что за нелепость. Палачи не ведут записей. Но даже если и существовали какие-нибудь документы, они давным-давно стали добычей леса, который, лизнув раз и другой, пожевал бы их и поглотил. И ему хватило бы на это нескольких дней…

В конце галереи открылся коридор. В конце коридора — кабинеты. На порыжевшем полу — кучи палой листвы. Они пробирались вперед, и в тишине красных сумерек раздавался только звук их шагов. Комната за комнатой. В окна без стекол лезли ветки. Шкафы, стулья, столы. Казалось чудом, что они еще стоят на своих местах.

Жанна быстро пошла назад.

Померещилось ей или нет? В одной из комнат было что-то не так. Человеческий силуэт на фоне окна. Она вернулась в кабинет и убедилась, что не ошиблась. В помещении размером в несколько квадратных метров с полом, усыпанным камнями и стеблями лиан, возле окна стоял стул, а на нем сидела женщина. Заходящее солнце окрашивало ее фигуру в карминные тона. Очень старая на вид, сухая и неподвижная, как обожженное молнией дерево.

Жанна приблизилась к женщине:

— Сеньора? Par favor…

Та не отвечала. Неверный вечерний свет все-таки обманул Жанну. Женщина сидела не спиной к ним, а лицом. Жанна заговорила с ней. Объяснила, что они приплыли на барже. Что они — французские журналисты, собирающие материал для книги об аргентинской диктатуре.

Тень по-прежнему молчала.

Жанна сделала еще шаг вперед. Рассмотреть черты лица женщины ей не удалось, но она поняла, что перед ней — не индеанка.

Прошло еще несколько секунд, и наконец послышался голос:

— Я здесь работала. Лечила людей. Исправляла то, что они разрушали.

Ее интонации звучали под стать неподвижности фигуры. Словно слова произносило мраморное изваяние. Словно живой когда-то человек обратился в камень. Однако по выговору Жанна поняла, что женщина родом из Буэнос-Айреса.

— Вы… вы были врачом?

— Медсестрой. Старшей медсестрой военной базы. Меня зовут Катарина.

Жанна надеялась разыскать здесь хоть какие-нибудь улики. Но она нашла кое-что получше. Свидетеля. Человека, который все видел своими глазами. И по какой-то причине не пожелал покинуть крепость.

— Здесь рождались дети?

Жанна решила идти напролом — времени на блуждания вокруг да около у нее не было.

Медсестра ответила не задумываясь, все тем же механическим голосом:

— В Кампо-Алегре был госпиталь. Здесь лечили заключенных после пыток. Чтобы не дать им умереть. В одной из комнат оборудовали подпольный роддом. Туда отправляли женщин на последних сроках беременности.