Потом Цейтлер жаловался, что Иешоннек не сумел убедительно изложить свою позицию. Мол, тот заявил, что этим новым заданием люфтваффе будет перегружено, а не то, что все это предприятие обречено на провал, не говоря уже о словах Рихтгофена о «совершенном безумии». И даже в этих обстоятельствах его спокойное перечисление всех трудностей, которые возникнут для люфтваффе с воздушным мостом, не обошлось без последствий. Личный представитель Геринга в Ставке фюрера генерал Боденшац почувствовал, что надо покинуть совещание, и срочно соединился по телефону со своим хозяином в Каринхалле.

После этого Геринг позвал Иешоннека к телефону и категорически запретил ему «раздражать фюрера». Конечно же воздушный мост был реален.

Самое надежное свидетельство того, как рейхсмаршал решился дать Гитлеру заверения против всеобщего просвещенного мнения, приводит его друг и боевой товарищ по Первой мировой войне генерал-полковник Бруно Лерцер. Этот офицер впоследствии сообщил, что Геринг часто обсуждал с ним сталинградскую трагедию и отвергал утверждение, что он будто бы не обременен чувством вины. «Гитлер схватил меня за узел галстука и произнес: „Слушай, Геринг, если люфтваффе не сможет снабдить 6-ю армию, тогда вся армия погибнет!“ И мне ничего не оставалось делать, как согласиться, иначе с самого начала вину свалили бы на меня и люфтваффе. Я смог лишь сказать: „Конечно же, мой фюрер, мы выполним задание!“»

С этого момента даже закостенелый прусский офицер Иешоннек был вынужден подчиняться приказам своего начальника, как бы они ни противоречили его собственным убеждениям. Он перестал протестовать против воздушного моста, но сформулировал два условия, необходимые для успеха:

1. Погодные условия должны позволять полеты.

2. Жизненно важные аэродромы в Тацинской и Морозовской будут удерживаться любой ценой в случае наступления Красной армии.

Гитлера вряд ли волновало, что ни одно из условий нельзя было гарантировать.

Спустя два дня, то есть 24-го, генерал Цейтлер вновь попытался, на этот раз в одиночку, переубедить Гитлера. Он говорил, что у 6-й армии еще есть продовольствие на несколько дней. Люфтваффе необходимо собрать все имеющиеся самолеты и перебросить только горючее и боеприпасы. В этом случае еще был шанс на успешный прорыв кольца окружения.

Гитлер вызвал к себе Геринга,[32]и рейхсмаршал, войдя, произнес:

– Мой фюрер, я объявляю, что люфтваффе будет снабжать 6-ю армию с воздуха.

– Люфтваффе просто не в состоянии сделать это, – возразил Цейтлер. – Знаете ли вы, господин рейхсмаршал, сколько потребуется ежедневных вылетов в 6-ю армию в Сталинград?

– Я лично – нет, – признался Геринг с некоторым смущением, – но мой штаб знает.

Цейтлер держался своего, подсчитав потребный тоннаж. Армия, сказал он, нуждается в 700 тоннах каждый день. Даже допустив, что все лошади в зоне окружения будут забиты, остается 500 тонн.

– И каждый день доставлять по воздуху пятьсот тонн! – воскликнул он.

– Я это организую, – заверил его Геринг.

И тут Цейтлер потерял контроль над собой.

– Это ложь! – воскликнул он.

Геринг покрылся красными пятнами, его дыхание стало прерывистым. Он сжал кулаки, будто собираясь напасть на начальника Генштаба армии. Вмешался Гитлер. Он холодно произнес:

– Рейхсмаршал дал обещание, а я обязан ему верить. Решение остается за мной.

Для Цейтлера это означало конец аудиенции. Его попытка спасти 6-ю армию провалилась из-за принципа Гитлера никогда не отдавать уже завоеванное. Могло ли люфтваффе обеспечить снабжение 250 000 человек – для фюрера было вещью второстепенной. А легкомысленное обещание Геринга стало желанным поводом для его упрямого требования, чтобы 6-я армия, хотя и в окружении, удерживала Сталинград.

Первым участником в развернувшейся трагедии стала погода.

«Позади отличное лето и осень, а люфтваффе господствовало над территорией, – рассказывал ветеран-метеоролог KG 55 Фридрих Вобст. – Поэтому мы с тревогой ожидали неизбежного сезона непогоды – лучшего союзника русских, потому что в этом случае у люфтваффе будут связаны руки».

Характер погоды стал меняться 4 ноября. А 7-го похолодание дошло и до излучины Дона. 8-го столбик термометра в Морозовской, где располагалась KG 55, вдруг упал до минус 15 градусов. Это немедленно сказалось на работе авиационных моторов, а с этого времени к проблемам добавился и туман.

Но это были цветочки по сравнению с тем, что произошло 17 ноября, когда в зону холода вокруг Сталинграда вклинились потоки теплого воздуха, пришедшие из Исландии. Вместе эти два фактора создали наихудшую погоду: нулевая температура и плотный туман чередовались с дождем со снегом. Обледенение почвы неизбежно привело к тому, что самолеты скоро покрылись ледяной коркой и застыли в неподвижности.

Русские, хорошо знакомые со своим климатом, знали, как нужно его использовать, и начали свое наступление буквально через два дня. С воздуха неделями велось наблюдение за их подготовкой, но ничего не было сделано для защиты растянутого северного фланга 6-й армии. В самом начале был прорван фронт 3-й румынской армии, и вся стратегическая обстановка немедленно изменилась. А единственная сила, способная оказать помощь – люфтваффе, – была прикована к земле.

Из штаба VIII воздушного корпуса в Обливской генерал-лейтенант Файбих настаивал на том, чтобы провести хотя бы несколько налетов с опытными экипажами на вражеские позиции, и в Морозовской несколько «Не-111» рискнули подняться в небо, несмотря на облака, мчавшиеся над самой землей, а видимость была не более 100 метров. Их возглавил командир II/KG 55 майор Ханс-Йоахим Габриэль. Его машина, управляемая сержантом авиации Липпом, понеслась на север над степью на бреющем полете, и ее последним видел старший лейтенант Нойман, когда она атаковала русские колонны почти на нулевой высоте, как раз перед тем, как ее сбили зенитки.

Боевая группа майора Альфреда Дрюшеля взлетела из Калача, куда было нацелено русское наступление, а из Карповки возле Сталинграда в небо поднялось несколько «Ju-88» из StG 2. Их 1-ю эскадрилью вел в бой, будучи больным желтухой, ставший позднее знаменитым «танкобойцем» Ханс-Ульрих Рудель, чей счет боевых вылетов на Востоке достиг 2530 – значительно больше, чем у любого другого летчика в мире. Но 19 и 20 ноября эти несколько налетов были для врага не более чем булавочными уколами. Вечером 20-го командующий 4-м воздушным флотом генерал-полковник фон Рихтгофен отметил в своем дневнике: «Снова русские мастерски использовали погоду в своих целях. Чтобы спастись от гибели, нам нужна хорошая летная погода».