Чувство полного спокойствия, хотя оно просто было невозможно в данной ситуации, удивило меня. Я знала, что в его руках я сама. Знала, что там мне уютно и тепло, знала, что не смогу без него жить. И чуть не лишилась жизни.

Я стащила с него кепку и запустила руки в его волосы, вдохнула его запах, его сладковато-горький, желанный…

– Я так боялся, – он целовал меня в щеку, в нос, в ухо, в лоб. – Я люблю тебя. Пожалуйста, больше никогда не оставляй меня. Пожалуйста, Настя.

Я взяла в руки его лицо, которое не могла хорошенько разглядеть от застилающих мои глаза слез, и прикоснулась носом к его носу.

– Люблю тебя. Все время думала о тебе. Даже там, в темноте. Я не могу без тебя, гребанный британец.

Уже через несколько дней я чувствовала себя намного лучше, наверное, это Джонатан так на меня повлиял. Его присутствие делает палату ярче и светлее. Он самый лучший, самый любимый, самый-самый. И он мой, только мой. Я улыбнулась и развернулась в кровати к нему, дремлющему в кресле.

Страшно подумать – моя мечта, взлохмаченная, небритая, спокойная, родная, любимая, желанная – здесь со мной. Такая, как я ее загадывала несколько лет подряд.

Откинув одеяло, я осторожно опустила ноги на прохладный кафель и села на кровати. Натан зашевелился, но глаз не открыл, потер ладонью щетину, причмокнул и продолжил смотреть свой сон. Я на цыпочках подкралась к нему и поцеловала его в мягкие горячие губы, получив в ответ сонное мычание.

Я прошлась языком по его губам и попробовала поцеловать глубже, он тут же открыл глаза и удивился, вскинув брови.

– Милая… – то ли испугался, то ли удивился любимый. – Тебе нельзя еще вставать. Что ты, Настя?!

Тут же, будто он и не спал до этого, Джонатан подхватил меня на руки и отнес назад на кровать. Он аккуратно уложил меня и натянул одеяло до подбородка, словно я совсем невменяемая больная. Хотя, кто знает, после удара-то по голове.

– Пожалуйста, не беспокой меня так больше. Врач сказал тебе еще рано вставать.

– Я просто хотела сделать сюрприз.

Привстав, я обняла его, пытаясь притянуть к себе.

– Знаешь, сегодня двадцать третье. В нашей стране праздник мужчин отмечают, а мне нечего тебе подарить.

– Настя, я так испугался. Ведь врач…

– Натан, забудь про врача. Я уже сама встаю несколько дней. Лучше иди ко мне, – я притянула его к себе еще ближе, так, что он практически лежал на мне.

– Ты сошла с ума. Сюда могут зайти.

Мой гребанный британец уперся руками в кровать и пытался вразумить меня. Как же он мило выглядит, когда так нервничает.

– Я просто хочу, чтобы ты полежал со мной рядом…

Он изменился в лице. Законопослушный бритиш, которого совращают в публичном месте. Нужно было видеть его лицо, но сомневался он не долго, как раз до того момента, когда я снова его поцеловала. Джонатан прилег рядом со мной с самого края, но я прижалась к нему, положив голову ему на плечо, потом закинула ему на бедро ногу и левой рукой притянула к себе его задницу.

– Ты сумасшедшая, – прошептал он мне в ухо, нервно хихикнув.

– Да, у меня теперь реально плохо с головой, – он улыбнулся и поцеловал меня в нос.

Моя рука лежала на его сексуальной попе, и я залезла своими пальчиками в карман, расположенный именно там, чем насторожила Коула, который тут же накрыл мою руку своей.

– Что это? – спросила я, нащупав какую-то бумагу, сложенную в несколько раз.

Он немного помолчал, потом хмуро из-под бровей взглянул и ответил:

– Письмо.

– Что за письмо? – я улыбалась. Мне нравилось играть с ним.

– Письмо Тома, – я выдернула из кармана руку, словно, прикоснулась к горячей сковородке. – Он просил передать его тебе.

Нет, никаких писем. Никаких извинений. Я все еще не могла простить его. Теперь это чувство еще больше заставляло меня забыть о том, что я знала такого человека. Он солгал, он сказал, что мы спали, хотя ничего не было. И я бросила Джонатана, и я столько всего перенесла, что я никогда, никогда не захочу его видеть, слышать и даже читать!

– Зачем? Ты читал его?

– Нет. Оно написано для тебя.

– Я не хочу его, – пренебрежительно заявила я. – Давай порвем?

– Настя, я обещал ему, что ты его прочтешь, – строго сказал Натан.

– Ты вообще ему много чего обещаешь, – я надула губы.

Конечно, я понимала, что Том все это делал, пытаясь вернуть меня, но не таким же способом.

Да, Джонатан рассказал, что Том был одним из первых, с кем связалась моя подруга Надя, что именно он первым прилетел и нашел меня в районной больнице, где мне сделали первую операцию. Потом он договорился с медицинским вертолетом из областной больницы и перевез меня в Нижний Новгород, где его уже ждал Натан. После они разделились, Том уехал в Мюнхен, а Натан решал все вопросы здесь, в областной больнице. Но это не оправдывало его, потому что, если бы не он, ничего бы такого не произошло совсем.

– Я не хочу читать, – сказала я, заглянув ему в глаза.

– Хочешь, я прочту вслух?

– Я не знаю…

– Настя, если бы не Том… – он задумался, потом встал, обошел кровать и сел рядом со мной на стул. – Я думал о том, что не хочу такого друга. Но… Но он спас тебя. Он позвонил мне, вызвал, а мог не звонить.

Джонатан сложил руки на груди и глубоко вздохнул.

– Он все объяснил. Сказал, что солгал про ту ночь, потому что хотел, чтобы мы расстались. Хотел сделать так, чтобы ты не досталась никому. Но он раскаивается. Ты бы видела его. Он был в шоке, он…

– Думаю, я еще долго не захочу его видеть, – с грустью пробубнила я и поднялась выше на кровати, прислонившись спиной к изголовью.

– Он винит себя за то, что произошло, – Коул, словно, выпрашивал у меня прощения для Тома.

– Натан, это так и есть! – приводила доводы я. – Если б он не придумал все это, не обманул, я бы сейчас не лежала здесь с пробитой головой.

Он попытался что-то возразить, но я перебила:

– И не говори мне, что это судьба, этот ваш фатализм. Я не верю в то, что влюбленным людям судьба предначертало такое. Это все он.

Коул грустно усмехнулся, моля глазами.

– Я помню, что он твой друг и до этого случая он много чего хорошего сделал для меня и… Я не знаю…

Я тоже сложила руки на груди и отвернулась от него.

– Прочти хотя бы письмо, – настаивал он. – Прочти, а потом будешь решать, что делать.

– Хорошо, – ответила я.

Джонатан осторожно протянул лист бумаги, свернутый вчетверо, когда я повернулась и протянула руку. Я вертела его, не в силах открыть и прочитать. Меня не покидала мысль, что это могла быть очередная уловка Тома, которая опять заставит нас играть по его правилам, которая сможет нас опять разлучить или рассорить. Я колебалась каких-то несколько секунд, но тут же вскочила с кровати, подошла к окну и, подняв руки вверх, стала рвать непослушную бумагу.