Но всего прежде должны турки обвинять самих себя и своих пашей, свое колебание между преданиями старины и театральным либерализмом теорий, не соответствующих ни народным, ни правительственным элементам края. Присовокупим к этому, что сама Порта никаких сведений не имеет о внутреннем состоянии далеких областей и разнохарактерных племен, ей подвластных. Беспечность эта была простительнее в ту эпоху, когда полномочия, вверяемые наместникам султана, избавляли центральную власть от всяких забот по управлению областей. Но совместна ли она с нынешними притязаниями Порты, которая забрала в свои руки все власти и без всяких статистических сведений о крае и о племенах диктует наобум своим пашам наказы, или «кануны», по выражению турецкой канцелярии, которых исполнение несбыточно?

Как бы то ни было, наказание бунтовщиков внушило народу выгодное мнение о регулярном войске султана. Среди гор, где друзы надеялись продлить безнаказанно свой бунт, как в Ледже, одной блистательной победой турки рассеяли многочисленные полчища горцев и разбили самого Шибли Ариана, героя хауранской войны, Ахилла сирийской эпопеи, прозванного в народе «мечом веры», сейф эд-дин, своего племени.

Не постигая новой правительственной системы, надеясь, что по-прежнему мятежник одного пашалыка найдет верное убежище у соседнего паши, Шибли Ариан после ливанских своих приключений явился в Дамаск. Ахмед-паша дамасский продлил еще на несколько дней эту мечту и в надежде заманить к себе всех его сообщников принял бунтовщика ласково, одарил его шалью и кафтаном. Затем Шибли Ариан был отправлен в Константинополь и посажен в Адмиралтейский острог[275]. Его сообщники, шейх Юсеф Абд эль-Малик и эмир Эмин Арслан, укрылись в доме английского консула в Дамаске и впоследствии прощены. Измена молодого Саида Джумблата, который по неспособности старшего брата, вступившего в сословие акалов, был в это время главой могущественного дома Джумблатов, представилась Эсад-паше детской шалостью. Он был также прощен и принял вновь управление своих обширных уделов.

Новая система управления на Ливане. — Падение Шихабов. — Два каймакама. — Их обоюдные притязания. — Вопрос о смешанных округах. — Религиозное направление политического процесса Ливана. — Прибытие капудан-паши с флотом. — Заблуждение общественного мнения и его влияние на дела Ливана. — Народный заговор. — Разбои и убийства. — Поезд Эсад-паши в горы. — Его смена. — Отплытие капудан-паши и вторая междоусобная война на Ливане. — Расположения турецких властей и войска. — Бедствия антиливанских христиан. — Последствия прозелитических происков в Хасбее. — Притязания католических держав. — Ссылка старого эмира и отступничество его детей и внуков. — Новые смуты в маронитах по поводу избрания патриарха. — Али-паша дамасский и его индейки. — Злодейства Абу Гоша в Иудее. — Дела бедуинов

Едва усмирился бунт ливанский, поспели из Константинополя новые распоряжения Порты о внутреннем управлении этих гор[276]. Настояния великих держав и неудачи последней попытки заставили Порту отказаться от любимой ее мысли — [назначения] паши ливанского. Она вверяла управление гор местным элементам. Приписывая в то же время все неустройства и мятежи взаимным враждам друзов и маронитов, Порта постановила, чтобы управление горских племен было вверено двум каймакамам из туземцев, наместникам сайдского паши: друзу — над друзами, христианину — над маронитами. Семейство Шихабов было навсегда исключено от управления. Европейские кабинеты единодушно одобрили устройство это, равно и приговор, произнесенный Портой над отпавшим владетельным домом. Нота французского посольства торжественно сознавала тогда «les droits imprescriptibles de la Porte»[277] в отношении этой меры. Увидим впоследствии, были ли согласны действия французского посольства с принятым таким образом обязательством. Эсад-паше повелевалось приступить тотчас к избранию каймакамов. Каймакамом над христианами был назначен эмир Хайдар, глава семейства Абу Лама, родственного Шихабам, обращенного в христианство вместе с Шихабами и занимавшего после них первое место в христианской олигархии Ливана. Избрание каймакама над друзами представляло более затруднений. Все шейхи были в опале; одни содержались под арестом, другие участвовали в недавнем бунте. Из этих двух категорий паша предпочел заключенных бунтовщикам. Его выбор, по совещании с кандидатами, пал на эмира Ахмеда Арслана, которого родной брат Эмин еще недавно воевал против Омар-паши.

Можно было надеяться, что друзы с восторгом примут решение, лестное для их народности, над которой тяготело доселе ненавистное иго Шихабов и гроза турецкая. Напротив того, они по феодальному устройству их общества, по взаимному соперничеству лиц и семейств, по разделению массы народа на две партии — езбекиев и джумблатов — предпочитали владычество внешнее, при котором каждая партия сохраняла свои права и свое влияние, власти лица, избранного из их среды и которое могло присовокупить к внешней подпоре со стороны османских властей собственное влияние и тем самым могло, по примеру Шихабов, стремиться к попранию аристократии своего племени.

Вспомним, что и по пресечении древнего владетельного дома Маанов в конце XVII в. шейхи предпочли призвать к себе князя из соседнего Антиливана, чем делать выбор из своей среды. Но теперь свежее впечатление народного бедствия, тюрьма, в которой уже восемь месяцев они томились, опала, висевшая над бежавшими родственниками, — все это заставило их покориться беспрекословно воле правительства и принужденно принять даруемую льготу. Зато в обеспечение своих феодальных притязаний они еще в стенах тюрьмы заключали с новым каймакамом тайные условия, в силу которых он обязывался узаконять только личиной своей власти пред глазами правительства все внутреннее самоуправство шейхов и предоставлял им не только присвоенные ему законные права, но сверх того и часть своего жалованья. Заметим, что древние права владетельных князей ливанских уничтожены при этом, а каймакамам, поставленным в категорию правительственных властей, определено жалованье.

Маронитскому каймакаму предстояло также бороться с происками партии Шихабов, которая, несмотря на произнесенный Портой приговор и на признание этого приговора самой Францией, на которую возлагала она все свои надежды, еще долго не переставала тревожить край, раздувать народные страсти, противопоставлять свойственные азиатам лукавства всякому успеху правительственной власти в горах, чтобы только длить анархию, возбуждать вопль народа, утомлять и Порту, и католические державы жалобами и убедить всех в том, что без Шихабов гражданское устройство Ливана несбыточно.